Порт-Артур (Том 2)

Не выдержав внезапного удара, японцы смешались, а затем отхлынули назад. Но стрелки Енджеевокого успели уже занять свои окопы и встретили их ружейными залпами. Несколько сот зеленых фигурок заметалось в узком пространстве между батареей и передовым стрелковым окопом, расстреливаемые перекрестным огнем артиллеристов, моряков и пехоты. Земля с каждой минутой все больше покрывалась зелеными пятнами упавших тел. Звонарев ясно видел, как японцы в отчаянии бросались со штыками наперевес то в одном, то в другом направлении и, скошенные пулями, падали. Немногие уцелевшие, побросав оружие, подняли руки вверх.

Ружейный огонь прекратился. Японцы гуськом, один за другим, скрылись в окопах стрелков. И тотчас молчавшие осадные батареи вновь обрушились на батарею литеры Б. Русские поспешили укрыться. Только Борейко, помахивая своим длинным палашом, неторопливо шел вдоль батареи, заглядывая в каждый каземат.

- Живы поручик! Гуляют, ровно по набережной в воскресный день, восхищенно заметил Юркин. - Даром, что только утром их ранило.

Канонада по всему фронту постепенно стихала. Звонарев с удивлением заметил, что день уже клонится к вечеру, небо затянуло тяжелыми тучами и начинает накрапывать мелкий дождь. Ему сразу захотелось есть, тело стало тяжелым от усталости. Он громко зевнул и с удовольствием потянулся, разминая затекшие члены.

- Как ты думаешь, Юркин, готов у нас обед?

- Давно готов! На батарее пообедали, когда вы были на литере Б. Харитина Федосеевна кликала вас, как вы бежали на пункт, а вы только отмахнулись от нее рукой - не до тебя, мол.

- На всякий случай побудь здесь до темноты, а я схожу на батарею поем, приказал Юрину Звонарев.

Заметив его издали, Харитина поспешила принести щи и жареную ослятину.

Прапорщик торопливо ел, слушая болтовню молодой женщины.

- На слатербе пятнадцать убито и около полсотни раненых, - рассказывала Харитина, - Софрона Тимофеевича ранило два раза за один день, а он не захотел идти в госпиталь. Жигана, на что верткий черт, и того чуть на штык не поддели. Не будь Зайца рядом, распороли бы ему брюхо.

- Заяц-то как туда попал?

- Пришел с Белоноговым по делам к поручику, а тут япошка лезет к самым пушкам. Он и схватил винтовку. Хвастает - двух японцев заколол. Зато самому бедро поранили, лежит сейчас на кухне и охает, придется его отправить в госпиталь. Да и Белоногову портрет прикладом попортили, нос распух так, что глаз не видно. Хотела я вас даже спросить о капитане Шметиллове, царствие ему небесное, да при других постеснялась. Как его убило-то?

Прапорщик подробно рассказал о гибели капитана.

Лицо Харитины неожиданно сморщилось, глаза налились слезами, и она всхлипнула.

- Душевный был человек Игнатий Брониславович. При нем хорошо жилось солдатам. Жаль его, а их еще больше. Кто-то теперь будет ими командовать?

Попадется какой-нибудь аспид, и натерплются они горя.

Звонарев попробовал вызвать к телефону Борейко, но телефон не действовал, и прапорщик решил идти на батарею литеры Б, благо совсем стемнело и на фронте наступило затишье.

Он застал Борейко перед фронтом батареи. Перед поручиком стояло несколько солдат.

- Трусы, батарею бросили, спасая свою шкуру! Таких солдат у меня еще не было. Рук своих о ваши морды пачкать не хочу. Пусть сами солдаты, которые честно защищали свои пушки, накажут вас как хотят.

Артиллеристы молчаливо направились по своим казематам, а Борейко подошел к Звонареву.

- Что у тебя, все благополучно?

- Да. Харитина заведует хозяйством на батарее, а сказочник ею командует.

Я же лишь временно гощу на Залитерной. В общем, все идет хорошо.

Пока офицеры разговаривали, солдаты собрались по взводам в казематах.

Лепехин созвал всех своих подчиненных к иконостасу и вынул старообрядческое Евангелие. Его бородата чинно уселись на нарах, терпеливо ожидая, что будет делать взводный. Тут же находились трое бежавших с батареи во время атаки.

Они боязливо оглядывались по сторонам.

- Подь сюда, - подозвал одного из них взводный. - Рассказывай, кто ты есть такой, а то тебя, как нового в роте, еще не знают.

- Фамилие мое Шестеркин, с Танбовской губернии.

- Рабочий, что ли?

- Никак нет, из хрестьян, служил половым в трахтире.

Солдаты задвигались и враждебно загудели:

- Знаем мы их, мошенников, - напоют, оберут и на улицу выкинут.

- Какое ты имел полное право бежать с батареи? - спросил Лепехин.

- Спужался; думал, всех японец заберет.

- Думал! А ты бы на других смотрел и штыком работал.

- Дык я не один бежал, и другие со мной...

- Мы со всех я ответ стребуем.

Солдаты вздыхали, почесывались.

- Что же с ним делать? - спросил у присутствующих Лепехин.

- А как о том сказано в Писании? - задали, в свою очередь, ему вопрос.

- "Возлюбивый сына, да сокрушит ему ребра пользы его ради. Послание апостола Павла к коринфянам, глава третья, стих седьмой", - по Евангелию прочитал Лепехин.

- Всыпать двадцать пять горячих, - предложили в толпе.

- Правов таких нет, - злобно оглянулся Шестеркин.

- Ас батареи бегать права есть? - подошел к нему вплотную Лепехин.

- Я жалиться буду.

- Кому? Поручику? Так сам слышал, как он тебя на наш суд отдал...