Порочного царства бог

Он провел ладонью по волосам и отклонился назад, глядя куда-то вдаль — в недостижимое мной измерение, в свое прошлое и будущее.

— Раз и навсегда, — как завороженная повторила я, не в силах перестать смотреть на него: таким непередаваемо прекрасным он показался мне в этот момент.

— А самое печальное то, что я никогда не смогу сказать ей об этом. Ни одного, самого короткого слова… НИ-ЧЕ-ГО. Наша история с Марс окончена, только она грациозно вышла из нее, а я так и остался внутри… Я бы столько всего сказал ей, окажись она рядом…

Он запнулся и пошарил руками в поисках спасительного джина. Проигнорировал бокал, приложился прямо к горлышку.

— Нет, не сказали бы! — возразила я, заставив Кавендиша оторваться от бутылки и с удивлением посмотреть на меня. — Окажись она рядом, да даже будь с вами каждую свободную минуту, вы бы все равно не сделали этого! А несли всякий бред, улыбались, как дурак, и молчали о самом главном. Потому что ей не нужны ваши признания…

— Откуда ты знаешь? — вдруг заинтересовался Клифф, стряхивая с себя грусть. — Ты… Неужели ты все еще видишься с тем… человеком, который отверг тебя?

— Да. Постоянно. Мы с ним работаем вместе… — холодея, прошептала я, но, увидев округляющиеся глаза лорда, быстро добавила. — Работаем в издательстве. И это непередаваемая пытка. Уж лучше так, как у вас…

Видимо, Клифф наконец понял мое состояние. Разглядел, что еще чуть-чуть, и меня разорвет от еле сдерживаемых слез, и снова посуровел. Помрачнел, словно предгрозовая туча, тяжело вздохнул.

— Скажи, кто тебя обидел, Малек? — с состраданием спросил он. — Просто покажи мне этого человека, и я убью его. Мужчина, женщина — не важно… Я ведь и так уже преступник. Мне можно.

***

Вы меня пугаете…

Я остолбенела, пораженная его словами. В голосе Клиффа было столько неподдельного участия, что какая-то часть меня и правда захотела СКАЗАТЬ ему. Признаться во всем и положить конец глупому фарсу, разыгрывающемуся между нами: пускай, пускай пристрелит сам себя!

Воображение тут же нарисовало картину: маркиз, в миг осознавший всю тяжесть содеянного им преступления, делает скорбные, страшные глаза, выхватывает длинный револьвер (по закону жанра он, как прирожденный негодяй, должен всегда носить его с собой) и пускает пулю себе в го…

Нет, не в голову. У Кавендиша слишком красивая голова — ровная, немного вытянутая, с тонкими, правильными чертами лица: такое произведение искусства ни за что нельзя портить или дырявить…

Пускает пулю себе в сердце. Но… промахивается и попадает в легкое. Алая кровь заливает дорогие одежды, аристократ падает на колени, держась за грудь, его взгляд стекленеет. Я подбегаю к нему и, плача, говорю любимому мерзавцу, что все обойдется, и врач уже на подходе… Он хрипит и отнекивается, мол — болван, дважды прошедший мимо своей истинной любви и даже не способный отличить девушку от парня, недостоин ходить по земле. В последний раз тяжело вдохнув, Клифф умирает, я закрываю его глаза и…

И, собственно, что я буду делать, когда Клиффа Кавендиша просто не станет? Ради чего мне самой тогда продолжать свое существование? Он — единственный смысл, который у меня еще остался, а месть ему — моя единственная цель… Что будет, когда не останется даже этого?

Нет, представлять своего врага мертвым мне совсем не понравилось. Да и вообще, смерть — это слишком просто. Так легко ему не отделаться. Он должен жить, страдать и, желательно, делать все это поближе ко мне — чтобы я могла видеть и контролировать процесс искупления…

— Зачем вам это? — только и спросила я.

Кавендиш снова вздохнул. Бедняга даже не подозревал, что только что умер в моих фантазиях. Притом — кровавой и мучительной смертью.

— Ты — хороший парень, и мне больно видеть твои терзания. А еще… — Клифф задумался и почесал в затылке. — Постоянно хочется защищать тебя, оберегать… У тебя бедовый вид, знаешь? Какой-то… надтреснутый, что ли? Такое ощущение, будто, стоит мне только отвлечься — с тобой случится что-то дурное.

— Правда? — робко поразилась я."Порочный Бог" в роли защитника — это что-то новое и непонятное. Прямо-таки сомнительное. — Довольно странно слышать от вас такое…

— Мне и самому это странно, — согласился Кавендиш. — Сколько живу, никогда не чувствовал ничего подобного. Не знаю, как это — нести ответственность за кого-то… Наверное, я слишком долго был одинок. У меня не было ни братьев, ни сестер. Детей тоже не довелось заиметь, да уже и не доведется, видимо. Малек, а может… — лицо маркиза вдруг осветилось каким-то внутренним светом: теплой радостью, робкой надеждой. — Может, мне усыновить тебя, а?..

— Я всего на два года вас моложе… — пробормотала я. — Вряд ли это возможно…

Кавендиш расстроился, но огорчение быстро сменилось удивлением.

— Только на два? Значит, ты почти также стар, как и я. А выглядишь таким маленьким и беззащитным…

— О какой старости вы говорите, лорд? Вам всего двадцать четыре года! — рассердилась я и хлопнула ладонью по столу.