Принцесса открыла рот, но тут ее кто-то позвал. Она крутанулась на месте и убежала, оставив меня одну в коридоре, с мыслями, кружащими точно пыль на свету.
Ночной хор
Ксентиппа
Назад я возвращалась настороже, не забывая об опасностях, таившихся за красивыми фресками. Когда я вошла в комнату, разговоры моих земляков резко смолкли, а секунду спустя возобновились: все явно испытали облегчение, увидев, что я пришла одна. Из общей болтовни я вычленила одно слово:
– Минуту, – прервала я всех, подняв руку. – О чем вы говорите?
Я перевела взгляд на Тесея, но он молчал, уставившись в пространство. Меня кольнуло раздражение. Не знаю, почему на меня не действовало обаяние принца. Возможно, виной тому хищный абрис его скул.
И пока Тесей продолжал пялиться в пустоту и, скорее всего, мечтать о критской принцессе, Аяс, долговязый парнишка с прыщавым подбородком, поведал мне о Минотавре.
– Говорят, у него тело мужчины и голова быка, – взволнованно сообщил он.
Я кивнула. Это и так понятно по рисунку за его спиной.
– Но это еще не все. Ты ни за что не угадаешь, кто его мать!
Я изогнула бровь:
– Само собой, какая-то богиня.
– А вот и нет! Царица Крита собственной персоной, Пасифая!
Он выглядел таким довольным, словно сам ее обрюхатил.
– Неужели? Тогда, должно быть, его отец – бог? – помимо воли заинтересовалась я.
– И снова нет! Царица воспылала страстью к быку. К настоящему быку, животному! Представляешь? Она заставила Дедала изготовить для нее деревянный костюм коровы, после чего и родила от него чудовище.
Я обвела всех взглядом. На лицах крестьянских юношей и девушек читалось недоверие. В таких делах мы разбирались и понимали, что это нереально.
– Может, она разгневала бога? – осмелилась предположить Цирцея, дочь земледельца с окраины Аттики.
– Возможно, – согласилась я. Боги, как известно, гневливы. Но почему тогда одна женщина, отдавшаяся Зевсу в обличье быка, произвела на свет царя Миноса, а другая, сделавшая почти то же самое, произвела на свет монстра? Непонятно.
Пока остальные отпускали грубые шуточки о дворцовых фресках с излюбленным быком критян, я, опустившись на скамейку, вспоминала красивую, изысканную царицу с ее грациозными дочерями. Я не представляла, как эта женщина могла родить изящных девушек и быкоголовое чудовище. Да и как такое вообще возможно? Я видела, как телятся коровы. Человеческую женщину разорвало бы надвое. Меня передернуло. Надо подумать о чем-то другом.
Я заметила, что за мной наблюдает Тесей. От его холодного взгляда по спине пробежали мурашки. Я соскользнула со скамьи и как ни в чем не бывало подошла к стражникам.
– Что? – спросил критянин. Жаль, не его соратник.
– Мне интересно, ты, случаем, не знаешь Тритоса? – улыбнулась я, заводя непринужденный разговор, словно не стояла безоружной перед вооруженным копьем мужчиной.
– Знаю, – ответил афинянин. – Это мой двоюродный брат. Откуда ты его знаешь? Он спрашивал обо мне?
– Нет, – призналась я. – Он мой сосед. Ты похож на него.
– А, малыш Тритос. Я удивлен, что его нет среди вас. Он ведь в этом году мог участвовать в избрании?
Мне вспомнился Тритос, с которого еще не сошла детская припухлость. Возможно, в следующем году его и выберут трибутом – он неплохо стреляет из лука, – но в этом году он даже не удосужился подать прошение об участии. Я постаралась ответить тактично:
– В этом году больше хлопот со сбором урожая, чем ожидалось. Его семье, наверное, потребовалась помощь.
«Помощь с урожаем» – обычное оправдание, подразумевающее, что небывалый урожай прокормит всю семью и поэтому не нужно отсылать никого из детей.
Стражник понял скрытое между слов, кивнул и не стал дальше расспрашивать.
– Я Китос, а это Палос, – представил он себя и соратника.
– Нам не положено брататься с трибутами, – отозвался Палос, но как-то вяло, без недовольства.
– Так это же соседка моего двоюродного брата. Считай, и моя соседка.