Пора надежд

Если Джордж, составляя для меня программу подготовки к экзаменам, поступал как прирожденный мудрец, то не менее мудро вел себя и я сам. В Лондон я приехал за два дня до первого экзамена. Следуя положенным правилам, о которых твердят всегда студентам, я захлопнул последнюю тетрадь в день приезда в Лондон, оставив вечер и весь следующий день для отдыха. Захлопнул я ее с треском, гулко отдавшимся в тесной, пахнущей лаком комнатке пансиона миссис Рид. Я был готов к экзаменам. «Чем бы они ни кончились, — думал я, бросая вызов судьбе, — а в этом пансионе мне больше не жить!»

Следующий день я провел в «Овале», отбросив все опасения, кроме одного. Я не боялся экзаменов, но меня тревожила мысль, как бы очередной приступ головокружения не вывел меня из строя. В последние недели мне стало лучше; неплохо чувствовал я себя и в тот день, когда сидел на скамейках в парке, а затем под вечер неторопливо возвращался в пансион. Часть пути — по мосту Воксхолл, и по набережной — я проделал пешком. Шел я медленно, вкушая иллюзию душевного покоя. Неподалеку от собора святого Павла я остановился, залюбовавшись открывшейся мне картиной: над пеленой вечернего тумана, словно мираж, вздымался купол собора и крыши домов. Вокруг царила тишина, и во мне росла уверенность в своих силах. Но даже и сейчас одна мысль точила меня: а вдруг я почувствую себя плохо?

Ночью накануне экзамена я заснул, но спал тревожным, чутким сном, несколько раз просыпался и наконец понял, что больше не могу спать. Часы, которые я одолжил на время экзаменов, показывали начало седьмого. Итак, наступил долгожданный день! Я лежал в постели, терзаясь тем страхом, что преследовал меня накануне вечером. А что, если подняться и проверить? Уж если мне не миновать головокружения днем, то оно и сейчас проявится. Осторожно, стараясь не шевелить головой, я встал с кровати, сделал три шага к окну и поднял шторы. В комнату хлынул солнечный свет. Голова у меня не кружилась. Я издал радостное восклицание. Голова у меня действительно не кружилась.

В постель я больше не ложился. Я взял роман, который одолжила мне Мэрион, и почитал до завтрака. И ни отвратительный завтрак с кухни миссис Рид, ни ее отвратительная открытка уже не могли испортить мне настроение.

— Я приготовила для вас открытку, — со своим свирепым добродушием объявила она.

— Я лучше пришлю вам букет цветов, — весело парировал я, так как с миссис Рид надлежало разговаривать ее же языком, иначе можно было погибнуть.

Я иной раз спрашивал себя, да есть ли у нее нервы. Понимает ли она, что студенты перед экзаменом волнуются? Случалось ли ей самой когда-нибудь волноваться и как это на ней отражалось?

Я заблаговременно сел в автобус, идущий к Стрэнду. Площадь Рассела, Саутгемптон-роу, Кингсвей пронеслись мимо, озаренные ярким утренним солнцем. У меня перехватывало дух от смеси страха и нетерпения — чувства, одновременно приятного и мучительного. Улицы кишели людьми, направлявшимися на работу. Женщины шли в летних платьях, ибо небо было безоблачно и, судя по всему, день предстоял чудесный.

Экзамены устраивались в обеденном зале адвокатской корпорации. Я одним из первых подошел к дверям зала — опередило меня лишь несколько человек, в основном индийцы. Я встал в сторонке, наблюдая за тем, как садовник подстригает лужайку, и вдыхая запах свежескошенной травы. Теперь мое волнение достигло предела. Я не мог удержаться и каждые две минуты украдкой поглядывал на часы. До начала экзамена оставалось еще четверть часа. Время тянулось невыносимо долго — никому не нужное время, от которого не было проку ни мне, ни враждебной мне судьбе. Вскоре подошел Чарльз Марч с двумя своими приятелями. Убежденно, с серьезным видом он стал доказывать, что ни за что не станет волноваться перед экзаменами, которые не имеют никакого значения и которые даже он, при всей его лености, очевидно, сумеет кое-как сдать. Я улыбнулся. Позднее я объяснил ему, почему я улыбнулся. Когда двери зала со скрипом раскрылись, он пожелал мне удачи.

— Да, она мне очень нужна! — сказал я.

Я поспешно вошел в зал. Меня поразил царивший там запах, и сердце мое забилось в напряженном ожидании. Я занял отведенное мне место в конце прохода. Посредине стола лежал белый листок с вопросами — блестящий, без единого пятнышка. Вокруг рассаживались остальные экзаменующиеся, а я уже с головой ушел в изучение вопросов.

Сначала у меня было такое ощущение, будто я впервые в жизни вижу подобные слова. Так в крикете смотришь на черту, отделяющую поле, на игрока, подающего мяч, и кажется, что все это ты видишь впервые. Даже сама форма вопросов выглядела зловеще странной: «Обоснуйте, почему…», «Докажите, что…» Хотя я уже видел аналогичные формулировки на экзаменах в предыдущие годы, эти слова, слепяще черные на белой бумаге, казались мне фантастическими и причудливыми.