Пора ехать в Сараево

В общем, приготовление к соединению шло с неестественной скоростью и цинизмом. И это смягчало для Ивана Андреевича кошмарность зрелища. Спасительный душок киношной несерьезности был во всем этом. Он ждал, что сейчас что–то где–то щелкнет, Его Высочество и мадам станут быстро–быстро одеваться. Подпрыгнет и пристегнется сабля, срастется платье, как девственная плева, восстановится кисея в вырезе — ив конце концов они усядутся к столу, беседуя. Чем сильнее он надеялся на возвращение, тем бодрее дело шло дальше; они уже провалились так глубоко, что никакой пленке, даже запущенной в обратном режиме с самой высокой скоростью, уже их было оттуда не вытащить.

И наступил момент, когда фильма кончилась и началось самое обыкновенное скотопредставление. С разных сторон вываливались из неспокойной тьмы хари и десятками по–разному отвратительных голосов объясняли Ивану Андреевичу, что он наблюдает случай беспардонного, омерзительного, нечистоплотного и антиконституционного совращения эрцгерцога Франца — Фердинанда международною шлюхой.

— Покажите мне место, где на ней можно было бы поставить клеймо!

— Нет такого места!

Иван Андреевич пытался возразить, что наблюдают они все вместе отнюдь не совращение, а скорее изнасилование, надругательство, принуждение к сожительству, превышение полномочий, использование служебного положения в личных целях.

— Это изнасилование?!?! — гомерически вопрошали все. И в этот момент мадам могучим движением плеч переворачивала дунайского принца и более чем добровольно производила в его адрес грубые любовные действия.

— Да, это насилие! — слабо, почти беззвучно настаивал на своем Иван Андреевич.

— Это принуждение?! — хихикали все, даже механики, которых должны были убить после показа, когда мадам более чем искусно делала главнокомандующему искусственное дыхание.

— А это, конечно, использование служебного положения в личных целях?!

В меру усатый милитарист с саблей и с хохотом гоняется за кокетничающей всем телом теткой. Причем и кокетка не одета, и сабля обнажена. На счастье Ивана Андреевича, восторженная пара так и убыла из пространства, доступного киноглазу. И вот тут, когда все осталось позади, Иван Андреевич начал терять сознание. Уже в который раз за последние дни. Кто мог предположить в этом здоровом теле столько впечатлительности!

Свалиться со стула ему не дали. Вода, пощечины, нашатырь — и вот он уже шарит вокруг себя руками и глазами, пытаясь понять, где находится. Подглядывающий механизм был выключен. Горел электрический свет. Участливо болтающие пасти были настолько приближены к лицу слабонервного секретаря, что он почувствовал себя не только несчастным, но и загнанным. Чтобы не дать дотоптать себя этим уродам, он попытался перейти в наступление.

— Этого не может быть!

— Чего, чего не может быть?! — возмущенная волна пробежала по залу.

— Его Высочество верный семьянин. Я читал. Он влюблен в свою супругу графиню Хотек. Пан Мусил по–хомячьи оскалился и потряс полненькими ручками.

— То–то и оно! Эрцгерцог действительно любит жену. Он ни в коем случае не собирался изменять графине. Он примчался, чтобы разобраться с пушками, он не подозревал, что попадет в такие опытные лапы!

— А когда это он приезжал в Ильв? И почему никто этого не заметил?

— Вчера, вчера приезжал. И, разумеется, строго инкогнито. Вы бросились в реку, он бросился в автомобиль — так, кстати, ничего и не добившись от этой… Верно, теперь он уже находится в расположении австрийских войск в Тарчине. Маневры прошли хорошо. А 28, в день Святого Вида, он, как и собирался, въедет в Сараево. Не забывайте, мы живем в век невероятного развития техники. Механические колеса уничтожают расстояния. Кинопленка делает тайное явным, как вы только что имели возможность убедиться.

— Как же инкогнито, когда мундир?

— Ну, это вы совсем о смешном, поверх можно набросить плащ с капюшоном и поднять верх машины.

— А что ему было здесь надо? И что, никто не заметил

его отсутствия — ни генерал Потиорек, ни его жена?

— О, вы читаете газеты, интересуетесь политикой?

— Не неотступно.

Торговец пушками улыбнулся как человек, который знает ответы на все вопросы, которые ему могут быть заданы.

— Его Высочество, как и всех нас, возмутила афера с французскими пушками. Он не может не заботиться о процветании своей военной промышленности. Чтобы не откладывать дело в долгий дипломатический ящик, он приехал тайно и лично, чтобы вмешаться в ситуацию и поломать сделку, если ее еще можно поломать. Граф Консел промурлыкал что–то одобрительное, мол, надо, разумеется, такие соглашения ломать и крушить.

— Князь Петр не смог дать вразумительных объяснений своего странного антигосударственного поступка и сослался на тайное влияние мадам в этой истории. Она давно уже была известна эрцгерцогу как любовница императора, и его давно возмущало то, какое она оказывает влияние на дела.

— Откуда вам все это известно? — как можно недоверчивее спросил Иван Андреевич, хотя верил каждому слову. Пан Мусил не счел этот вопрос вопросом.