Пора ехать в Сараево

— Статься так может, что спасли вы сейчас кой–кого. Он уже сидел со своей загадочностью у Евгения Сергеевича в печенках, поэтому тот не отреагировал, а отправился в указанном направлении.

— Садись, Настенька, садись. — Обнимая за плечи, Афанасий Иванович подвел девушку к кровати и усадил.

— Да что с вами?! Вас еще кто–то хочет зарезать? — не удержалась она.

Афанасию Ивановичу было неприятно, что она так шутит, и он не скрыл этого. Вид у него был растерянный, он засовывал руки в карманы, вытаскивал платок, часы, папиросы, засовывал все обратно. Бросался к окну, всматривался в него. С неловко отодвинутого букета в керамической вазе бесшумно осыпались лепестки.

— Мне сегодня очень плохо спалось.

— Мне напротив, но…

— Поэтому сначала я решил не придавать этому никакого значения. Шутки Морфея — и все. Но потом, когда уже умывался, то очень даже понял: не в Морфее совсем тут дело. Сон — это одно, а это — другое! Он похлопал ладонью по левому колену, а потом по правому, показывая, где у него «сон», а где «другое».

— Ты меня понимаешь? Сон тут совсем ни при чем! Совсем!

Калистрат вбежал в прачечную, наполненную кисловатым влажным духом, — никого! Над котлом поднимается пар. Из котла торчит весло для перемешивания тряпичного варева. Лавка. На лавке спит кот. Стоят четыре бадьи с холодной водой. Калистрат недоверчиво прошелся по выскобленному полу, заляпанному хлопьями мыльной пены. Приблизился к окну, протер запотевшее стекло и медленно осклабился. Ав–дюшка сидел в лопухах, справляя нужное дело.

— Приспичило, охальник!

— С добрым вас утром, Василий Васильевич, — хрипло–ватее, чем обычно, произнес Евгений Сергеевич в хребет развернутой газеты. «Утро России» сложило крылья

и легло на правый бок. Показалась довольная (чем?) генеральская физиономия.

— А-а, господин Корженевский, что вас заставило в такую рань? Ведь вы, творцы и служители искусств, любите об эту пору как раз поспать. Не желаете ли свежую газету? У меня большой выбор. И «Биржевые ведомости», и «Русские».

— Мне нужно с вами поговорить.

— Представьте, мне с вами тоже.

— Зоя Вечеславовна все еще больна…

— Очень и искренне сожалею, но разговор у меня не к

вашей супруге, а к вам.

Евгений Сергеевич мимолетно коснулся воротничка своей

сорочки, ему было неприятно осознавать, что он не в

галстуке.

— Ко мне?

— Именно и да. Помните наш спор недельной примерно давности? Ну, в день прибытия. Спор о том, какие последствия возымеет Сараевское преступление, помните?

— В общих чертах, — сухо сказал профессор.

— Я эти черты позволю себе вам напомнить. Безжалостно напомнить. Вы утверждали, и с апломбом, что грянет вскоре после выстрела не что иное, как всеевропейская война. Не так ли?

— Возможно.

— Не возможно, а именно так. А вот взгляните, что пишут сегодняшние газеты, — генерал уверенно зашелестел широкими листами, — это «Русское слово». «Несмотря на усилия министра иностранных дел Австрии графа Берхтоль–да, отчасти поощряемого германской дипломатией, Дунайская монархия не проявляет признаков агрессивности. Франц — Иосиф отбыл из Вены в свою резиденцию в Ишл. Военный министр Австро — Венгрии генерал Кробатин и начальник австрийского ландвера отправились в отпуска. Также поступили и начальники венгерских гонведов». Ну, похоже это на близкое начало военных действий? Евгений Сергеевич еще раз поправил отвороты своей рубашки, но ничего не сказал.

— «Председатель совета министров Венгрии граф Иштван Тиса выдвинул свои весьма убедительные соображения об опасностях, которыми были бы чреваты военные действия против Сербии, а также захват ее территории».

— Чего вы от меня добиваетесь, генерал?

— Ничего особенного. Я хочу лишь, чтобы вы признали свою ошибку.

— Но у меня к вам дело, никоим образом не связанное с большою политикой. Дело сугубо частное.

— Давайте подобающим образом покончим с большою политикой, и я в полном вашем распоряжении в частном смысле.

Помявшись на месте, Евгений Сергеевич прошелся туда–сюда. Ходить было неудобно — мешала высокая трава.

— Что ж, Василий Васильевич, я должен констатировать, что на настоящий момент мой прогноз выглядит малосбывшимся. На настоящий момент. — Тут был вознесен профессорский палец. Генерал улыбнулся.

— Умному достаточно, как говорят римляне. Можно теперь перейти и к вашим делам.

— Они не только мои, они касаются всех. В той или иной

степени.

Шелест складываемой газеты.

— Зоя Вечеславовна хочет получить свою часть наследства. Причем получить немедленно, да?

— Вижу, что нам почти нечего обсуждать, вы полностью в курсе дела.

— Да, в курсе. Как тут не быть. А обсуждать есть что, дорогой Евгений Сергеевич. Как это, например, можно требовать часть наследства еще при живом Тихоне Петровиче? Это пахнет несколько дурно.