Женя оторвался от воды, задумчиво осмотрелся. На крыше гостиницы «Чайка» рабочие второй месяц устанавливали конструкцию для бегущей строки объявлений. Зажглась реклама на крыше поликлиники, приглашая хранить деньги в сберегательной кассе. Спешили по своим делам пешеходы на Ленинском мосту, медленно двигался «Икарус», испуская облака чёрного дыма. Что делать?
— Не знаю, — сказал Женя еле слышно и опять уставился на воду — Совсем не знаю…Может, перелезть через ограду… и туда…
— Брось, Женя. Не надо со мной кокетничать. Тебе конечно очень плохо, но ничего такого уж особенного не произошло.
Ничего особенного?! Ну, наверное, можно и так сказать.…Только яркий и бесконечный мир стал сразу тусклым и мелким. Только стало непонятно вдруг, зачем теперь жить. Только не выходит теперь «дышать и думать не надо». А так… да, ничего особенного.
— Я всё прекрасно понимаю.
— Похоже? Только нечего здесь не поделаешь — часто, ох как часто, Женя бывает и так.
— Почему?
— Почему приходит любовь? Почему она уходит? — продекламировал голос. — Ты слишком многого требуешь от меня, Женя. Я не знаю.
— Значит, она всё-таки ушла, — тихо спросил Женя, — любовь? Насовсем?
— Ушла, Женя, ушла, — грустно ответил голос.
Не ударила молния, не обрушились небеса, не потекла вспять Сунжа и даже не обрушился Ленинский мост. Ничего абсолютно не произошло в этом таком теперь чужом мире. Ничего.
— Ушла, — повторил Женя. — И ушла, конечно же, только от меня. Выходит я предатель?
— А вот этого не надо! Даже думать так не смей! — голос немного помолчал. — Какое же это предательство, дурачок? Это — жизнь. Дай бог тебе никогда не узнать, что такое предательство близкого человека. Даже думать не смей!
Ладно, пусть не предательство. Действительно, он же не специально! Но как тогда назвать его поведение в тот день? Гадство, и сейчас всё как перед глазами! Они стоят рядом, только Лена смотрит прямо на него, а он старательно отводит взгляд. «Что случилось, Женечка? — спрашивает Лена. — Почему ты меня избегаешь?» Воспалённый мозг не может найти ни одного слова и Женя, глядя куда-то мимо скривившись, мямлит: «Тороплюсь, спешу». И не успевая отвернуться, замечает, как искажает родное лицо недоумение и обида.
Больше она не подошла.
— Повёл ты себя, конечно, по-хамски. Но ведь не со зла, не специально. Сам был слишком ошеломлён случившимся. Плюс обыкновенный эгоизм, чрезмерная забота о себе любимом. Это тоже не преступление. Это пройдёт.
Женя выпрямился, оторвавшись от созерцания текущей воды, облокотился на чугунную вазу, украшавшую ограду набережной. Летом в этих вазах цвели цветы.
— И что же теперь делать? — спросил Женя.
— Во-первых, не жалеть себя. Ей, между прочим, ещё тяжелее. Во-вторых, не терзать себя — ты не виноват. Вообще никто не виноват. В-третьих, не смей чувствовать себя предателем. Это не предательство, запомни! Это — жизнь. А в остальном… Живи. Забывать — не забывай, но и слишком ковыряться не стоит. Сдавай экзамены, поступай в институт. Это не конец жизни, и даже ещё не конец истории. Больше я тебе сейчас ничего не скажу. Соберись, и ты ещё почувствуешь, как это — «дышать и думать не надо». Мы ещё встретимся, Жека!
Голос исчез. Ничего особенного он вроде и не сказал, Женя и сам себе твердил нечто подобное. Но вот чудо — стало легче! Женя постоял ещё немного, наблюдая, как зажигались фонари, плюнул в проплывающую по Сунже ветку.
Не попал и пошёл домой
Сон № 10. Make love, not war
Трамвай оказался тройкой, и на один короткий миг еле-еле кольнуло сердце. Впрочем, мало ли почему оно там может покалывать? Прошло уже полгода — всё забылось, ну, почти забылось и не фига ковыряться, как говорит голос.
Женя пробил билет, сел у окна с левой стороны. Народу было на удивление мало, был шанс, что до самого конца никому не придётся уступать место. Говорят, в России никто никому место и не уступает, даже пожилым. К чему бы это?
Трамвай шёл мимо Полежаевского сквера, ставшего с недавних пор очень и очень уютным. Или просто раньше не до того было? Справа показалась первая в городе шестиэтажка с кафе «Дружба» на первом этаже. В шестиэтажке у Жени жили одноклассники и когда-то они катались туда-сюда на одном из первых в городе лифте. Катались буквально до одури, пока не прогоняла их строгая лифтёрша. А возле кафе почему-то вечно пахло подгорелыми чебуреками.