Попытка – не пытка

– Он, конечно, не решился объявлять нам войну и попер, как ему и было положено, на европейские страны. Когда он добрался до Великобритании, американцы открыли второй фронт. Фашизм задавили. Европа лежала в руинах. В том числе Англия. Распределение ролей было несколько иное, поэтому экономически пострадали все, кто хоть как-то был к этому причастен. И тут мы заимели фору еще в несколько лет, потому что нам не пришлось восстанавливаться после войны, а им – напротив. И, следовательно, мы имели возможность развиваться как?

– Как? – разинула я рот.

Натаныч расхохотался и с сильным грузинским акцентом сказал:

– Большевистскими темпами!

– А на Дальнем Востоке что было?

Он приложил руку ко лбу:

– Слушай, я забыл. Ну честно! Помню только, что бомбы на Хиросиму и Нагасаки никто не сбрасывал, потому что у американцев их не было. И, кажется, вся эта катавасия закончилась, так как нас достала политика японцев. СССР четко и ясно объяснил, что с ними будет, если они продолжат дергаться, и без единой капли крови положил конец их режиму. Мы некоторое время подержали там войска, а потом ушли восвояси.

Я выдохнула и налила себе чай:

– А он сказал тебе, как дальше события развивались?

– Да. К середине пятидесятых годов в мире была только одна сверхдержава – СССР. Ну, понятное дело, что началась холодная война, поскольку у всех Союз как кость в горле застрял. И тогда… Мы решили бороться с ними иными, невоенными методами. Мы перешли к экономической войне, бесконечному промышленному шпионажу и даже… Ты знаешь, неудобно тебе признаваться, но я не знаю, как это правильно называется… Может быть, спецам это просто, но я полный профан. Короче, если своими словами, то мы каким-то образом стали контролировать финансовые рынки. И сама финансовая система в мире к концу шестидесятых сформировалась несколько иначе. Даже принципиально иначе…

– Ну ладно, с этим вроде ясно, а он тебе карту СССР показывал?

Натаныч выудил откуда-то сложенный во много раз лист бумаги:

– Он мне ее подарил. Сказал, что в 1952-м она была немного другая, потому что в шестидесятые к нам добровольно присоединились некоторые страны, на независимость которых стали посягать пограничные государства. – Он быстро убрал чашки и разложил карту на столе.

Я посмотрела на ярко-розовое поле. Это был несколько расширенный Советский Союз, хотя в основном он имел вполне привычные для меня границы. Обратив внимание на не совсем знакомые очертания республик, я подумала о внутренней политике:

– Слушай, Натаныч, а что в самой-то стране делалось?

Убрав карту обратно, он размешал в чашке сахар и сказал:

– Понимаешь, самое любопытное в этом не то, что происходило в мире и внутри страны, а то, кто за этим стоял. Косыгин сказал мне, что в 1937 году Сталин написал некий «Генеральный план развития Советского Союза». Это такой секретный документ, который практически никто никогда не видел. Им пользуется только руководитель государства, и страна живет в соответствии с этим планом уже несколько десятилетий.

– Но этот план наверняка устарел уже к середине шестидесятых!

– А вот и нет! – Натаныч выпил чай и стал хрустеть печеньем. – Начнем с того, что этот генеральный план не прикреплен к конкретным датам, а связан, так сказать, с понятиями. То есть в нем вроде бы написано, чем надо заниматься после того, как что-то произойдет, и что следует делать, когда та или иная задача решена. То есть это странный многовариантный и, видимо, многотомный документ, благодаря которому они очень успешно управляют страной. Никто не знает, каким образом Сталину удалось предугадать, как будет развиваться весь мир, и разработать внешне– и внутриполитическую стратегии, но у Косыгина есть версия на этот счет.

– И какая же?

Натаныч наконец-то перестал есть и развалился в кресле:

– Незадолго до своей смерти в 1953 году Сталин вызвал к себе Косыгина и сказал ему, что существует секретная государственная разработка, благодаря которой страна идет уверенным курсом. Это научное открытие советских ученых, связанное с временными парадоксами. После этого он объяснил ему, что для корректной работы этой системы в 1974 году Косыгин должен будет составить подробный отчет с описанием того, во что за эти годы превратился мир и СССР. И добавил, что отдать этот документ ему придется человеку, которого приведет… Ну и он назвал мне мое имя. То есть того меня, который живет в их 1974-м. Но дело в том, что Косыгин сделал из этого всего неверные выводы!

– Да что ты! – удивилась я. – А мне казалось, что он вообще не может ошибаться!