Попытка – не пытка

– Да к кому ж мне было лететь-то, как не к тебе, – всхлипнув, сказала я. – Кто меня вообще интересует в этом ужасном твоем времени, в которое я бросилась, как в омут головой…

– И что я там тебе сказал? – Интонация Сталина наводила на мысль, что он всерьез обеспокоен моим душевным здоровьем.

Я едва удержалась, чтобы снова не разреветься:

– Ты… Ты… Понимаешь, я не знала, что если приду туда, расставшись с тобой в 1937 году, то для тебя это будет выглядеть, будто бы позавчера я приходила сюда в последний раз. Понимаешь?! Ты понимаешь? Получилось, что я тебя бросила! Вообще, так просто, на ровном месте!

– Да?! То есть ты для того меня, который там войну проворонил, сегодня вообще не пришла? И никогда больше не появлялась? Так я понимаю? – Видимо, он стал постигать драматизм ситуации, поскольку, увидев мой утвердительный кивок, дал мне носовой платок и стал копать глубже. – И ты хочешь меня убедить в том, что я с тобой разговаривал после этого?

– Ну да.

– Это, знаешь, как-то очень странно. Тебя бы убить следовало, а не разговоры с тобой вести.

Пытаясь хоть как-то привести в порядок свое лицо, я предположила:

– Ну, может быть, ты находился в стрессе, то есть это… В шоке… то есть нет… Как же это сказать-то… Ну, был в сильном душевном волнении… Представляешь, идут первые часы войны, немцы наступают… А тут я…

– А в сильном душевном волнении я от немцев был или от того, что тебя увидел? – спросил Сталин, еле сдерживая смех.

Я бросила в него скомканный платок и снова заголосила:

– Ну почему, почему ты шутишь все время?.. Я тебе о серьезных вещах говорю!

– Хорошо, хорошо. Дальше рассказывай. И что же я тебе сказал, когда увидел, что ты заявилась ко мне в моем любимом платье, такая вот вся красивая и как раз в тот момент, когда Гитлер нам войну объявил?

– Ты меня выгнал! Ты сказал, что я предала тебя. Сказал, чтобы я убиралась вон!

– Правильно сказал! Надо было тебе еще и вдарить хорошенько. И как я там удержался? А почему ты опоздала-то?

Я махнула рукой:

– Ну просто перепутала. Перенервничала. Вернулась из 1941-го и всю память растеряла. Решила к тебе лететь, а время неправильное сказала… – Тут я снова вспомнила про фашистскую угрозу и пошла на новый виток. – Но как же ты мог эту войну-то допустить?! Ну неужели я вообще впустую тут тебе обо всем рассказывала? Это что, развлечение какое-то для тебя было?! А? Ответь мне наконец, почему там этот кошмар произошел?!

– Вот ты бросила меня, поэтому война началась. Не делай так больше. А то весь Советский Союз страдать будет. Не только я.

Снова начав его целовать, я зашептала:

– Ой, как же я люблю тебя… Как люблю… Ты же никогда не говорил, что я тебе нужна… Как хорошо все-таки, что я туда слетала… А то бы так и думала, что тебе на меня наплевать совсем…

Когда спустя пару часов мы лежали под одеялом, я вдруг вспомнила, что не выяснила у Сталина еще один вопрос:

– Скажи, а почему ты там сказал, что позавчерашний разговор должен был стать ключевым в наших отношениях?

– Много же я лишнего тебе там наболтал. Ну да… Я решил для себя кое-что. Но сейчас об этом нет смысла говорить.

– А когда будет смысл?

– Позже будет. Если ты еще куда-нибудь без спроса не сунешься…

Я посильнее замоталась в одеяло и перевела разговор:

– Холодно как. Ночь какая-то сырая. Не то что у нас там. Жара смертельная. Сорок градусов на улице. Дым кругом. Машина моя стоит под окном и плавится…

– А кто же тебе машину эту подарил? – спросил Сталин своим обычным для такой ситуации парализующим тоном.

– Почему ты думаешь, что я не сама ее купила? Многие женщины 2010 года в состоянии заработать себе на автомобиль.

Он ухмыльнулся:

– Если хочешь скрыть что-нибудь, то за словами своими внимательнее следи. Ты мне про себя уже достаточно рассказала. И легко догадаться, что нет у тебя таких денег. Ну и кто же это был?

– Никто. Это наследство от моего прадеда-энергетика. Как ни крути, а из твоей эпохи не так уж и мало пришло в мою жизнь. Дача вот, например, вся уже развалившаяся, с 1935 года нашей семье принадлежит. Квартира, хоть и сравнительно новая, но по сути дела тоже в те времена появилась, ее просто разменяли в шестидесятые. Ну а машина… Короче говоря, чтобы ее купить, я продала одну ценную вещь из остатков прадедовой коллекции.

Поняв, что я не сочиняю, Сталин еще сильнее обнял меня:

– Жаль.

– Ты о чем? – не поняла я.

– Жаль, что так все сложилось. Жила бы ты в моем времени, я бы многое мог для тебя сделать. Очень многое. И дача не развалившаяся была бы, и квартира побольше, да и вообще все было бы по-другому. А так получается, что я ничего толкового тебе дать не могу. Неприятно это осознавать.

И вот тут я поняла, что мой звездный час наконец-то пробил.

– А ты можешь, – сказала я, резко повернувшись к нему. – Ты можешь сделать мне такой подарок, который нельзя измерить никакими деньгами.

– И что же это? – с интересом спросил он.

– Страна. Наша страна. Создай такое государство, которое будет даже не сверхдержавой, а чем-то гораздо большим.

– Ну а я чем тут занимаюсь, по-твоему?