Попытка – не пытка

Я вернулась домой, сказала Маше, что мы дадим достойный отпор рабовладельцам-марсианам, и пошла на кухню, чтобы хоть что-то съесть. В этот момент у меня перехватило дыхание, перед глазами поплыли волны, и, не выдержав перенапряжения последних дней, я рухнула на пол…

Более-менее мне удалось прийти в себя лишь к утру, когда я выяснила, что нахожусь в кардиологическом отделении неизменного института имени Склифосовского. Я лежала, безразлично соглашалась на какие-то капельницы, вливания, таблетки… И постоянно думала о Сталине. Я воображала себе наши диалоги, обсуждения каких-то событий, поездки по преображающейся Москве, полеты в Сочи… Я думала о том, что подарила бы ему на день рождения, до которого в той реальности оставалось чуть меньше двух недель… Представляла себе, как все-таки выясню, чем занимается Берия, и спрошу о карьерных успехах моего деда, наркома путей сообщения. Я промочила слезами всю подушку и поставила в тупик врачей, которые, поняв, что кардиологические примочки на меня не действуют, делегировали ко мне местного терапевта.

– Давайте мы сейчас с вами немного поговорим, – сказала мне эта пшенично-русая служительница Гиппократа.

Мне вдруг стало смешно:

– Давайте. Меня зовут Елена Григорьевна Санарова, я не была на оккупированной территории, не сотрудничала с фашистами, но готовила революцию мирового масштаба…

– Очень хорошо, что вы не теряете чувства юмора, – улыбнулась она. – Я изучила все ваши анализы и результаты исследований. Понимаете, вы абсолютно здоровы… Нам просто не от чего вас больше лечить. За небольшим, правда, исключением… Я уверена, что… Скажите, вы ведь недавно перенесли сильный стресс?

– Сильный стресс, – рассмеялась я сквозь потоки слез. – Что вы! Это был не стресс, а всего лишь сильное душевное волнение!

Она пометила что-то в моей карте и очень аккуратно добавила:

– Я уверена, что у вас депрессия. Вы должны обязательно показаться психоневрологу…

Она ушла, а я еще минут тридцать смеялась, представляя себе, какое будет лицо у этого врача после того, как я с серьезным видом скажу ему: «Ох, вы знаете, у меня такой стресс! Недавно в 1937 году я обвенчалась со Сталиным, из-за этого он повел СССР новым курсом, а теперь наша ячейка общества поломалась, потому что машину времени пришлось уничтожить, чтобы ею не завладели криминальные структуры». Интересно, что за рецепт он бы выписал мне в итоге? На это стоило посмотреть, но фамилию и телефон какого-то всемирно известного светила психиатрии Натаныч унес с собой в могилу, а остальным я не доверяла…

Выписавшись из больницы, я слегла в кровать, не выходила из дома, отключила сотовый и никому не отвечала по городскому телефону. Меня практически ничто не волновало. Действительность 2010 года вызывала у меня приступы отчаяния, а жить я оставалась в ней только потому, что с этой реальностью были неразрывно связаны Глеб и Маша.

* * *

Не знаю точно, сколько именно дней я провалялась в таком состоянии. Но однажды возле моей кровати появилась Ольга. Это было знаменательное событие, поскольку заставить ее прийти к нам домой могли только две вещи: мой день рождения и реальная угроза моей жизни. Видимо, по словам Глеба она поняла, что сейчас на повестке дня второй вариант, и, бросив дела, пришла меня спасать.

– Ну? – сказала она, плотно закрыв дверь и усаживаясь на край одеяла в изящную импрессионистскую позу.

Из вежливости я поправила подушки и, привалившись к спинке, заставила себя сесть:

– Что «ну»? Оль, ты лучше сама расскажи, как дела. Что там нового? Что у нас в стране с культурной жизнью?

Она грозно посмотрела на меня:

– Я артистка неразговорного жанра! Давай-ка ты говори, почему лежишь в непонятном состоянии!

Поняв, что сейчас мне будут делать внушение, я тяжело вздохнула:

– У меня нет сил, чтобы встать. И желания тоже нет.

– Совести у тебя нет! – возмутилась она. – Тебе надо взять себя в руки и пойти работать. Это стимулирует. Сколько можно дома сидеть? Устройся переводчиком, ходи в офис от свистка до свистка… Не жизнь, а рай! Никакой депрессии! Вот скажи, что ты так раскисла? Ты первый раз влюбилась, да?

– Оль… – Я сделала паузу.

– Что?

– Вот ты сидишь тут уже пять минут. Тебе курить не хочется?

Она удивленно посмотрела на меня своими огромными глазами:

– Ну, хочется. А что?

Я протянула ей пустой стакан:

– На вместо пепельницы.

– И с чего это я буду курить у тебя в квартире, где сроду никто сигареты в рот не брал?

– Потому что мне это будет приятно.

Ольга посмотрела на меня как на тронутую, пошла приоткрыла окно и, вернувшись на место, закурила свою любимую сигарету в длинном мундштуке.

– Так я не поняла, – снова перешла она к повестке дня. – Чем он хорош-то так? Уж ты вроде много всяких повидала. А тут такая трагедия…

Я грустно усмехнулась:

– И ты думаешь, что если взять оптом достоинства всех, с кем сводила меня судьба, и объединить в одном человеке, то на выходе получится богопоставленный вождь народов великого Союза? Это бред, Оля, понимаешь, бред!