Попытка контакта

— Мне нетрудно такое, Тихон Андропович, и работа не из долгих. За нее больше вашего рубля взять — это совести уж совсем не иметь, но…

— Но?

— Но зачем тебе? Ну, допустим, я определю: да, способности есть — а смысл каков? Ты же ими не воспользуешься.

Казак хитрейшим образом прищурился.

— Это почему же?

— Так ведь сам знаешь: этому делу учиться надо. Долго. Трудно. Ведь Тифор, небось, это тоже тебе говорил?

— А то ж! Но только кто тебе сказал, что я не могу учиться?

Пауза.

— Ну, будь по-твоему. Давай сюда три пальца. Где там мой браслет… ага… угу… эге… умеешь ты, Тихон Андропович, удивлять.

— На том стоим, — с суровой и чуть горделивой серьезностью отвечал хорунжий.

— Угадал ведь, несносный человек. Да, способности есть. Более того скажу: редкие. Универсал ты… — увидев, что казак явно не понимает, Мариэла поспешила объяснить, — имею в виду, нет у тебя склонности к какой-то отдельного вида магии. Ко всем сразу есть.

Неболтай почувствовал, что сказано неспроста, и поспешил уточнить:

— Что это значит?

— А то, что учиться придется больше, чем обычному студенту.

— Понял, чего тут не понять… А еще Тифор Ахмедыч говорил, что в вашем деле теорю надо изучать, и практику — ну, так он называл. Так как?

— Верно тебе сказали.

— А можно ль теорю всю в голову впихнуть как вроде знание языка?

Ответ был произнесен предельно жестким тоном:

— Можно. Но нельзя.

Видимо, у казака было прямо сверхъестественное дипломатическое чутье, поскольку на эти фразы он вообще ничего не сказал, ограничившись вопросительным взглядом.

— Можно — это потому, что да, можно, хотя и дорого, и долго, и трудно. Но… нельзя. Студент, изучающий теормаг… имею в виду теоретическую магию… в университете, прежде всего учится учиться. Без этого умения цена магу — медяк. Только полные бездарности по окончании университета прекращают искать и обретать новые знания. Умные продолжают учиться весь остаток жизни.

Последовал понимающий кивок.

— Ну, а если по книгам ее, теорю то есть?

Мариэла надолго задумалась, потом решительно тряхнула прической:

— Не знаю наверняка. Вроде как Вольные маги пробовали, но… нет, не скажу. Однако достать книги по теормагу можно, вот пропихнуть их в портал — это задача… Попробуем. Но книги эти лишь на время учебы! Прочитаешь — вернешь.

— Понятное дело.

Десант все же случился. О нем командование российским флотом узнало бы даже без драконьей разведки: такое скрыть невозможно. И… ничего не сделало. Может быть, вступи «Морской дракон» в дело, что-то бы изменилось. Как бы то ни было тридцатитысячный экспедиционный корпусв ысадился у Евпатории.

Нот на этот раз колесница истории получила толчок не от русского флота, а от англо-французского командования. На совещании адмиралы Дандас и Брюа после долгих споров сошлись во мнении: распылять морские силы союзников нельзя. У них на то были основания. Турецкая разведка донесла, что «Морской дракон» в последнем бою получил повреждения и находится в ремонте. Вывод был вполне естественным: чем больше размеры эскадры, тем меньше вероятность, что русский корабль решится на нападение. Даже если его отчаянный командир и пойдет на рискованную атаку, то уж наверное не уйдет безнаказанным.

Из этого решения должны были произойти большие следствия — но их предугадать никто не мог.

Глубокоуважаемый Первый мастер Гильдии гранильщиков не так уж много времени проводил за станком. Зато он был в курсе всех работ, на которых были заняты другие мастера.

Вот и сегодня Сафар почти машинально отметил, что мастер Юргин, не получив в разделку крупного куска галенита (очередная задержка поставки), занялся достаточно привычным делом: резкой крупного кристалла желтого кварца, только вчера доставленного из мастерской весьма почтенного Харира. Об этом доложил ученик уважаемого мастера.

Первый выслушал ученика, кивнул, странным образом глянул в никуда и вдруг выдал слова, содержащие явное одобрение:

— Да. Конечно же. Именно так и надо делать.

Ученик уже шел к двери, поэтому никак не мог видеть глубокоуважаемого. Опытный человек мог бы прочитать на этом лошадином лице что-то вроде: «Теперь все понятно», а общая мимика наводила на мысль о победителе престижных скачек.

Сафар и впрямь чувствовал себя победителем в борьбе со сложной задачей. Осталось воплотить ее решение в жизнь.