— Какие новости?
Полянский развел руками и, соскочив со стола, размял ноги.
— Свое участие в бандформированиях Василий отвергает начисто.
— Ну послушайте, — Любашев усмехнулся. — Какой из меня бандит? На «копейке»! Еле …
— Какой-какой? Настоящий! — Ледогоров достал пакет с дубинкой. — Вооруженный холодным оружием.
— Ну это, да, — Любашев погрустнел, — это для защиты. Я же таксую. Пойми меня, командир!
Ледогоров снова сел на свой стул.
— Поймем. Если ты нас поймешь, — он достал сигарету. — Серж! Ты по существу вопроса говорил?
Полянский налил из чайника кипятку и высыпал в кружку один из заблаговременно приобретенных пакетиков «Нескафе».
— Нет. Я только в общих чертах обрисовал ситуацию.
— Тогда, Василий, — Ледогоров прикурил, — слушай сюда! Дубинка — это херня, но мы тебя на ней арестуем. Знаешь, почему прокуратура на это пойдет? Потому что речь идет о соучастии в убийстве. Подожди! Не возражай! Тебя уже опознали как водителя машины, в которую сел киллер. Опознают и машину. Для начала этого хватит, а там посмотрим. Ты, конечно, тюрьмы не боишься — ты парень судимый, но есть один нюанс. Жертва — не кто-нибудь, а авторитетный армянский пацан. Поэтому либо тебя подрежут в «Крестах», либо ты кинешься к нам искать защиты. А вот тогда уже мы раскрутим тебя по полной. Включая фуры на трассе.
Ледогоров почти физически почувствовал, что последняя брошенная наобум фраза оказалась решающей. Любашев «дернул глазами». Его «цепануло». До этого он вполне меланхолично слушал его излияния. Подавляя в себе желание еще надавить, Ледогоров молча курил. Таких как Любашев очень опасно пережимать.
Сзади подошел Полянский, держа в руке кружку, излучающую терпкий аромат.
— Кофе будете? — невозмутимо спросил он.
— Да! — ответили оба разом и Любашев расслабился.
Ледогоров много раз видел, как отпускает внутри человека натянутая пружина. Как уходит напряжение под воздействием принятого решения. Какого — будет видно по следующей фразе. Может запереться окончательно, а может «развалиться» до задницы.
Любашев спокойно закурил, взял из рук Полянского кружку с кофе и, закинув ногу на ногу, ровным голосом спросил:
— Какие варианты?
— Варианты? — Полянский взгромоздился обратно на стол, незаметным жестом остановив готового к продолжению беседы Ледогорова. — В зависимости от того, какова правда. Так что, ты рассказывай как есть, а мы уже будем думать, как это положить на протокол, чтобы сделать из тебя запуганного нечаянного пособника, или вообще честного свидетеля. Про дубинку, разумеется, забываем.
— И про трассу.
Полянский с Ледогоровым быстро переглянулись. Любашев перевел взгляд с одного на другого. Это было скорее утверждение, чем вопрос.
Ледогоров кивнул.
— Хорошо.
Серое облако над городом стало таким густым, что за окном, казалось, наступили сумерки. На часах было полтретьего. Хотелось есть. Курить не хотелось. Снаружи в стекло билась обезумевшая от дыма муха. Где-то отчаянно сигналили автомобили. Любашев поискал в своей пустой пачке сигарету. Не найдя, попросил и закурил. Ледогоров, как любой нормальный опер, видел все это десятки раз. Все оттягивали этот момент до последнего. Все курящие закуривали. И коммунальные воришки, и наемные убийцы. Он так и не научился воспринимать это спокойно. Сердце рвало грудь. Пальцы дрожали и пришлось опустить руку с сигаретой под стул. По щеке сбежала предательская капелька пота.
Любашев глубоко затянулся.
— В общем, в тот день он позвонил…
— Подожди. Давай сначала. Как вы познакомились?
Ни один опер так никогда и не сможет объяснить, почему люди «колются».
В кабинете у Копылова дымом пахло меньше. Наверное, потому что он не курил. На улице было так мутно, что пришлось включить свет. Леня грыз колпачок шариковой ручки и не перебивая, слушал Ледогорова.