Седая женщина в очках скользнула по нему равнодушным взглядом и уткнулась в списки.
— Девятый этаж, третья хирургия, палата девятьсот тринадцать.
— Спасибо.
Солнце било через огромные витринные окна, нагревая и без того плотный больничный воздух. У турникета его схватила за руку маленькая пожилая женщина со злым лицом скандалистки.
— Куда?! А обувь переодеть?
Он показал удостоверение.
— Я по рабочему вопросу.
Она еще больнее сжала его руку.
— Нельзя! У меня указания! Ну и что, что милиция!
На мгновение он позавидовал Семену Петровичу. В его времена было явно проще работать. Высвободить руку оказалось не просто.
— Извините, я же сказал, что у меня служебный вопрос. Мне необходимо опросить…
— Меня не волнует, чего вам надо! — женщина загородила проход. — Без тапок — не пущу.
Она явно принадлежала к разряду людей, видящих в таких скандалах смысл жизни. Мимо прошли двое стриженных спортивных парней в дорогих костюмах и остроносых туфлях. Передний оттер ее плечом и она безмолвно посторонилась.
— А эти? — кивнул Ледогоров.
— Это к главврачу! — нашлась женщина-цербер.
— Тогда я тоже к нему!
Ледогоров сильно оттолкнул ее руками с дороги и прошел к лифту. Она не закричала, не побежала за ним, а, повернувшись, как ни в чем ни бывало, засеменила к гардеробщице.
— Валя! Давай чаю попьем!
В ожидании лифта он пытался понять, сколько еще в этой стране хамство будет универсальным способом общения.
На девятом этаже было пустынно. В холле стоял некогда модный гобеленовый диван. В воздухе висел тяжелый, ни с чем не сравнимый больничный запах. За дверью с надписью «3-я хирургия» скучала за столиком миловидная русоголовая девушка в белом халате.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте. Вы к кому?
— К Галустяну.
Она посмотрела на него внимательней.
— К нам вообще-то без тапочек нельзя.
— У меня особый случай.
— Почему?
— Я киллер. Пришел его добить, а в тапочках убегать неудобно. Шучу. — Ледогоров показал удостоверение.
— Жаль, — она вздохнула.
— Чего жаль? — не понял он.
— Что не киллер. Достал уже. — Она кивнула в глубину коридора. — Девятьсот тринадцатая палата. У него жена.
— Кто? — Ледогоров на секунду задержался.
— Же-на, — девушка скорчила гримаску. — Якобы.
Перед тем, как толкнуть дверь с криво приклеенными цифрами 913, Ледогоров на всякий случай постучал. Первое, что бросалось в глаза внутри одноместной палаты — это огромная куча продуктов на столе. Здесь были и помидоры, и острый перец, и персики, и сулугуни, и лаваш, и тарелочки с шашлыком, и даже бутылка коньяка. Ледогоров мгновенно почувствовал, как рот предательски наполняется слюной. Время обеда давно наступило. Рядом со столом лежал, вздернув на растяжки ногу и руку, огромный бородатый кавказец с пухлым круглым лицом. На стуле возле него сидела крашенная высокая блондинка с синими губами и черными ногтями. На вид ей можно было дать лет двадцать пять, из чего Ледогоров заключил, что ей не больше двадцати. Он давно навидался таких кавказских «жен», заполнивших рынки и торговые зоны у станций метро, готовых на все за дозу, шашлык и колготки, наивно верящих в будущий брак со своим очередным любимым.
— Здравствуйте! — на свет автоматически появилось удостоверение. — Моя фамилия — Ледогоров. Я из уголовного розыска. Веду дело о нападении на вас.
— Вах! Здравствуйте! — Галустян задергался на своих растяжках. — Проходыте, па-жалу ста! Галя, дай стул, да! Кущать будете?
Девица молча встала и, подвинув свой стул Ледогорову, отошла к окну. В палате было приятно прохладно — в углу работал китайский микрокондиционер.
Ледогоров опустился на стул.
— Спасибо, я обедал. У меня к вам несколько вопросов.
Галустян улыбнулся и здоровой рукой похлопал его по колену.
— Э-э, дарагой, па-атом вопросы! Давай щащ-лык кущать, коньяк пить.
По его знаку блондинка засуетилась вокруг стола. Ледогоров тоже улыбнулся и жестом фокусника извлек из-за ремня джинсов пластиковую папку с бланками объяснений.
— Рафаэль Михайлович, к сожалению я тороплюсь. Шашлык в другой раз, а сейчас расскажите еще раз, что с вами произошло.
Галустян разочарованно поцокал языком и жестом остановил приближающуюся с двумя стаканами коньяка девицу.
— Что тут рассказывать, да? — он закатил глаза и выпятил нижнюю губу. — Ехаль на свой машина. Два парня, маладой, просят — падвези рядом. Ми покажем, гаварят. Я что? Минэ нэ жалко! Садытесь, гаварю. Дэнэг минэ нэ надо! Просто хате л помощь сдэлать, пани-маэшь? Прыехалы, а они пыстолеты минэ — раз! — Галустян ткнул указательным пальцем себе в лоб. — Виходы из машина! Я гаварю — стрэляй, сабака! Убэй минэ! Нычего нэ палучиш! И давай я с ними драца! Оны в минэ — бах! А я с ными дерус! Они сновы — бах! А я деру с! Оны все выстрэлили и бежать!
Он шумно выдохнул, видимо, тяжело переживая собственный героизм.
Ледогоров пожалел, что у него нет диктофона.
— Где они вас остановили?
— Главный проспект, — Галустян замялся и вопросительно посмотрел на девицу.
— Невский, — подсказала она низким хриплым голосом.
— Да, Нэвскый, гдэ лошадь на мосту.
— Аничков мост? — Ледогоров едва не прыснул со смеху.