Читаем Попытка думать полностью

Мы продолжали внутри страны делать свое кино — и среднее, и хорошее, и замечательное. (Надо признаться, что совсем плохого кино тогда почти не делали — профессиональный уровень творцов и редакторов был достаточно высок. У нас была очень хорошая школа.) Картины «генерального направления» по-прежнему творили мифы о прошлом и о современной жизни. «Морально-этические» фильмы вскрывали недостатки «на отдельных направлениях». Иногда появлялись шедевры, которые получали признание общества (иногда вместе с государством, иногда отдельно от государства) — «Дама с собачкой» Хейфица, «Белое солнце пустыни» Мотыля, «Андрей Рублев» и «Зеркало» Тарковского, «Мне 20 лет» и «Июльский дождь» Хуциева, «Время, вперед!» и «Золотой теленок» Швейцера, «Мимино» и «Осенний марафон» Данелия, «Жил певчий дрозд» и «Пастораль» Иоселиани. Список неполный, называю для примера, скорее, для того, чтобы обнаружить мои собственные предпочтения.

Периодически высшее начальство укладывало «на полку» неугодную картину. В профессиональных кругах возникало невнятное, но упрямое недовольство произволом власти. Среди либералов и диссидентов протест звучал четко и долетал до Запада. Там раздавалось эхо, более громкое, чем начальный звук. И взлетали имена, которые одновременно входили и в историю искусства, и в историю гонений и сопротивления, — Кира Муратова, Алексей Герман.

Кассет еще не было. Для показа фильма нужно было тащить тяжелые металлические цилиндры с коробками пленки (яуфы называются они), нанимать кинозал с проекционной аппаратурой. Показать кино «по секрету» было сложно. Все на виду. Нужна была сверхизворотливость, сверхэнергия. Или особого рода связи. Или верховное покровительство. Или «рука оттуда» — с Запада, я имею в виду. Кто обладал этими качествами, тот перескакивал или подлезал под «железный занавес». Один — до пределов стран народной демократии, а другой аж туда — на Дальний Запад. А уж оттуда картина возвращалась, получив мировую известность, для нового рождения на своей земле.

Опять спрошу: лучше ли фильм «Летят журавли», чем «Баллада о солдате», оттого, что один имеет выраженное глобальное признание, а другой — нет? Наверное, чем-то лучше. История, как говорится, не ошибается. Но с другой стороны — очень условны сравнения в искусстве. А сравнения шедевров вовсе бессмысленны. Режиссерское новаторство в «Броненосце Потемкине» общеизвестно и хрестоматийно. Сильные и жестокие сцены Бунта и Лестницы — высочайшие достижения чисто кинематографической выразительности, где нет актера, а есть режиссер, ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ (масса) и монтаж. Обе сцены одновременно протест против насилия и гимн насилию. Эпос во всем его ужасе. Не описанный словами, не спетый, не нарисованный, а воплощенный через живых людей. Советских ценителей восхищал революционный дух. Западных — экзистенциальный дух. Крайности сошлись.

Вопрос: почему не сошлись эти крайности в случае, скажем, с фильмом «ЗЕМЛЯ» Александра Довженко? Предсмертный танец героя и потрясающая по смелости финальная сцена — яростный марширующий ХОР В НЕМОМ КИНО — тоже великие достижения. Тоже вошли в хрестоматию. Но в нашу! Не в мировую. Почему? Можно попробовать анализировать причины с целью установить истинную ценность. Но неблагодарное это занятие. Цены складываются по воле рынка. Ценность — по воле Бога. А нам остается только надеяться, что мы сумеем отличить ЦЕННОСТЬ от ЦЕНЫ.

В результате БОЛЬШОЙ МИР знал о кино нашей закрытой страны то, чему посчастливилось по разным, иногда весьма прозаическим и далеким от искусства причинам быть замеченным. Естественного обмена веществ не было. Наш кинопроцесс НЕ НАХОДИЛСЯ в поле зрения мирового кино и не был его частью.

Ну а мировое кино находилось в поле нашего зрения? О да! С опозданием, со скрипом, иногда с потерей цельности, иногда с потерей качества советские люди смотрели и любили западное кино. Чаплин, Ингрид Бергман, Дина Дурбин, Лоренс Оливье, Жан Габен, Марлон Брандо, Одри Хепберн, Мерилин Монро, Ив Монтан, Симона Синьоре — все они были и нашими героями. Сотни так называемых трофейных фильмов были прокручены сотни тысяч раз. Позднее мы знали и обожали итальянский неореализм, мы интересовались французской «новой волной», польское кино всегда собирало полные залы, мы различали и отдельно любили испанское и американское кино. Знают ли на Западе, что фильм «Касабланка» под названием «В сетях шпионажа» появился в 50-е годы на экранах крупнейших кинотеатров столичных городов. Сеансы шли КРУГЛЫЕ СУТКИ! Последний начинался в три часа ночи. Билеты стоили в 3, в 4 раза дороже обычных. Транспорт ночью не ходит. Такси мало и не всем по карману. Но люди шли — день за днем, ночь за ночью и смотрели. А потом в холодное время шли пешком домой и обсуждали. Я сам был среди них, с моими родителями, с моими друзьями. Я свидетель!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии