Попутчица. Рассказы о жизни, которые согревают

Я сейчас закиплю. Нет, заплачу. Ничего не случилось, ребят, ничего. Просто вот эта вот «хро-ни-чес-ка-я-сен-со-нев-раль-ная…» и вот этот «хотьбырубль»…

Кофе, пожалуйста, кофе. Я смотрю через дорогу, вижу «Макдоналдс». Прямо бегу туда с хнычущей Катькой, подхожу к окошечку.

– Латте, пожалуйста…

– Вообще-то моя очередь, – говорит женщина злым голосом. Мы подошли одновременно, но она копалась в кошельке, пока муж с сумками говорил ей, что хочет.

– Извините, я быстро, я чашку кофе только.

– Мы раньше подошли!

– Ну просто вы пока замешкались, а мне только кофе.

Катька хнычет в коляске.

– Ну и что? А я беременна! Нечего хамить и лезть без очереди!

– Да пусть она возьмет первая, она ж с ребенком, – говорит муж беременной (там незаметно еще).

– Мы первые подошли, а она влезла, хамит…

– Кто хамит?

Я чувствую, что все. Ну все, упала планочка. Ничего не случилось, но я сейчас кого-то убью.

– Не надо кофе, – говорю я, порывисто забираю коляску, убегаю.

Текут слезы. Что текут? Тоже мне трагедия.

Скоро эта беременная женщина станет мамой и окажется на моем месте. Я чувствую, что просто не могу успокоиться. Я бегу и плачу, размазывая слезы ладошкой, как ребенок. Теоретически, если бы это было можно и разрешено, я бы упала на асфальт и немного порыдала с мхатовским накалом и подвываниями. Вижу спасительную скамейку. Сажусь. Душно так, парит. Я вручаю Катюне батон, чтобы она кормила голубей, отвлекаю ее. Пока она занята, восстанавливаю свой дзен: просто разрешаю себе горько поплакать. Не почему. По всему.

Быть сильной – это не значит всегда улыбаться.

Быть сильной – это разрешить себе проявление любых эмоций.

Иногда я прохожу очень серьезные испытания и тяну их вполне ровно и достойно. Будто знаю, куда идти, будто мудрость и принятие внутри меня. А иногда на ногу наступят – и хочется безутешно рыдать весь день. Вот что это? Это только со мной?

– Еле догнала, – говорит девушка в футболке с надписью «Цой жив».

– Вы мне?

– Тебе. Латте же, так?

Я не понимаю. У нее в руках два кофе.

– Держи. Латте. Два сахара бухнула. Нормально?

– Нормально, – говорю я, хотя я пью кофе без сахара. – Спасибо вам. Сколько я должна?

– Ты должна успокоиться и больше ничего. У меня самой двое. Иногда хочу в окно. Но это надо пережить, а потом нормально. Дети – это счастье и все такое…

Я смеюсь и плачу одновременно, и девушка тоже.

– …и все такое, – повторяю я, и мы хохочем. Вот прям хохочем. Две дурехи. Что хохочем-то?

А ничего. Просто стресс выходит. Просто мы живые.

– Спасибо большое, – говорю я. – Очень в тему мне твой… кофе. Что я могу для тебя сделать?

– Да ничего. Когда заметишь психичку с коляской, купи ей кофе.

– Договорились, – улыбаюсь я, машу ей.

Катюха тоже машет тете. Батоном. Хорошая она. Думает, что Цой жив. Верит. Я делаю последний целительный глоток кофе, и мы с дочкой идем домой.

Дзен почти восстановлен. Практически каждую минуту жизнь может измениться к лучшему. Почему бы не прямо сейчас?

Ведь «если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день»… Ребята, а Цой-то жив!

Черешня

Покупаю в палатке черешню и малину. В коляске рядом гулит мой будущий истребитель ягод в смешной панамке. Торговец (он же владелец, видимо), юморной дядька с лицом, перемазанным ягодами, весело уговаривает меня взять еще килограмм черешни, потому что «ну, последний в ящике остался». Я отнекиваюсь, потому как ягодами затарилась уже прилично, а рта у нас с дочкой всего два. Мол, нет, спасибо, нам столько не съесть.

Мы отчаливаем от фруктовой палатки, Катюня научилась махать «пока-пока» и с полной отдачей машет дяде ладошкой.

Торговец тает и тоже машет в ответ, улыбаясь красным (ягоду хомячил, небось) ртом.

Мы уже отъехали от палатки метров десять, как вдруг торговец догоняет нас и протягивает черешню, пересыпанную в лоток из-под малины.

– Вот, возьмите, не надо денег, это подарок!

– Да ну что вы, – смущаюсь я. – Ну правда…

– Сварите вашей кукле компот, – приказывает фруктовый генерал и убегает обратно в палатку – там следующий покупатель.

– Спасибо! – кричу я вслед.

– Бо! – поддакивает Катюня.

В отличном настроении иду к дому – дочке пора спать: спим мы всегда дома, чтобы у мамы (у меня) были развязаны руки для домашних дел.

У подъезда гуляет добрая тетушка Нина. Она одинокая и старенькая, я ее очень люблю и давно взяла над ней шефство. Подкармливаю вкусняшками, помогаю, мою окна ей по весне.

Мне нравится, что она никогда не унывает. Никогда. Однажды у нее прихватило сердце, и пока мы ждали «скорую», она, бледная, не падая духом, инструктировала меня, чем кормить ее «детей».

Дети – это трое облезлых, но послушных и воспитанных котов, которые гулять ходят вместе с тетушкой Ниной и ждут ее у каждой скамейки, где она присаживается отдохнуть, и слепая собачка Жужа.

Однажды я спросила, сколько Жуже лет.

– Лет пятнадцать, – сказала тетушка Нина. – По человеческим меркам – если считать год за семь – она даже старше меня. Жужа живет дольше, чем положено, доживает, как и я…