Мой взгляд блуждает по поселку. Я вспоминаю лица, людей, как и, я уехавших отсюда, всплывают имена. Вот Паскаянкка с Кангасами, Карвоненами, Зейдлицами, Самуэльссонами. А вот Техас со всякими Вальбергами, Гротами, Моона и Лехто. А это Страндвеген — Вильгельмссоны и Марттикала, Эйя и Турнберги. Виттулаянкка с Идфьердами, Креку, Паловаара, Муотка, Пеккари, Пертту и многими-многими другими.
Я берусь за холодные перила и думаю, где же вы все теперь? Люди, которых когда-то я знал, люди, жившие в моем мире? Мысли мои делают короткую остановку, когда я начинаю вспоминать моих товарищей из рок-группы. Хольгери окончил техникум, сейчас занимается сотовой связью в Лулео. Эркки стал прорабом, делает окатыши на обогатительном комбинате «ЛКАБ» в Сваппавааре. Сам я работаю в школе, преподаю шведский язык и живу в Сундбюберге, но все никак не избавлюсь от тоски, от какого-то гнетущего чувства.
По дороге домой захожу на погост. Хоть и без цветов, иду на могилу к Нииле. Из нас он единственный, кто жил музыкой. По-настоящему, жил.
Последний раз мы встретились на рынке в Паяле, Ниила только что прилетел из Лондона, все рассеянно расчесывал ссадины на руках. В ночь мы пошли рыбачить на Лаппеакоски. Его зрачки — две острые булавки, его слова — он все твердил как в бреду:
— Ледоход, Матти, помнишь, мы стояли на мосту и смотрели на ледоход. Охренительный был ледоход…
Да, Ниила, конечно, я помню тот ледоход. Двух мальцов с самодельной гитарой.
Вкус мальчишечьего поцелуя.