Попугай с семью языками

«Ну пожалуйста, — умоляла Боли. — Я еще молода и хочу жить своей жизнью. Оставь меня в покое». — «Хорошо, оставлю, но только без тела. Этот организм заслуживает другой души — такой, как у меня. Мы будем жить насыщенно, отдаваясь мужчинам, но не принадлежа им, творя, но не становясь рабами своих творений, сея, но не привязываясь к земле. Мы перестанем быть поэтами и сделаемся музами. Превосходный союз. А чем бы занялась ты? Производила бы обрезанных детей? Прилепилась бы к своей „второй половинке“?» Так, кликушествуя, поэтесса цеплялась за источник жизни.

Внутри себя Лаурель неожиданно обнаружил сгусток ненависти к пришельцу, захватчику. Горький опыт порабощения Ауроканом и другими не прошел для него даром. И он пожелал Боли стать цельным существом, вернуть себе единство. Барум была для него досадным недоразумением, пятном на чистой поверхности. Тогда он, не обращаясь к силам Мачи и Боли, с риском для себя окунулся в источник жизни. Окруженный водоворотами, формулами, цифрами, ставящими на грань безумия, фигурами высшего порядка, тысячекратно меняющимися за секунду, он сопрягся с жизненным ритмом поэтессы и превратил свою вибрацию во вселенскую боль.

Барум завыла, как раненая собака. Это нападение она сдержать не могла — и уступила. Изгнанная через ноздри, она взмыла ввысь, исполненная гнева: «Сволочи! Эстрелья Диас Барум не превратится в хлебную крошку! Я еще поживу!» — и пропала, рассчитывая воплотиться заново в теле очередной жертвы.

Колдунья корчилась, возвратившись в свое тело и приходя в себя. Боли поняла, что очистилась, но утратила свободу: Лаурель навсегда останется в ее жизненном источнике. Он лишил ее дух девственности и теперь будет поступать с ним по своему усмотрению. Ничего похожего на Аурокана, бесчеловечного поработителя. Чем это божество ее очаровало? По сравнению с Лаурелем, мужественным и преданным, арауканский идол казался всего лишь гигантской марионеткой. Ее существо было подвластно мужчине — и ничто не могло изгнать его с занятого им места. Она нежно погладила лоб Лауреля. Вернувшись в свое тело и открыв глаза, он встретился со взглядом Боли и зарыдал от счастья: там пребывала его душа… Они были не одним целым, а двумя — но в то же время одним. Навсегда вместе, неразлучные даже после смерти. Два сердца, связанные одинаковым биением, успокоились, мир обрел сферичность: это биение улетало к пределам пространства и возвращалось, обогащенное стуком других сердец. Через них легионы мертвецов достигали совершенства, вступали в царство неистощимой энергии и вечной жизни. Они вдвоем были Присутствием и Прощением, а, взаимопроникая, стали еще и раздвоенным Разумом. Подарив себя друг другу и остальным, они стали такими же, как Создатель, богами в телесном обличии, распахнутой дверью, которой не закрыться никогда.

Мрак окрасился в темно-синие тона, на горизонте показалась алая полоса. Воины плясали на пустых бочках, с трудом удерживая равновесие то на одной, то на другой ноге. Настал момент истины: ни одного убежища вокруг, ни одного тайника. Мачи, сознавая всю важность следующего шага — или она приобретает все, или теряет жизнь, свою и соплеменников, — вонзила ногти в плечо Американки: та спала, издавая храп, похожий на тиканье часов. Как ястреб, утаскивающий куропатку, Мачи поволокла ее на возвышение, выдолбленное в белой скале. Затем принялась осыпать все тело, с головы до ног, сильными ритмичными ударами. Кожа приобрела гранатовый оттенок. Это придало новых сил дудельщикам, и танцы возобновились. Открыв глаза, Американка обнаружила, что ее используют, как большой барабан. Несмотря на жестокое избиение, она не шелохнулась. Да и зачем? Тело, покрытое по-ликостерилоксиматиком, было нечувствительно к боли. Рядом с пятым позвонком у нее имелось фальшивое родимое пятно: нажав на него, можно было получить болевые ощущения, близкие к человеческим. На коже появились синяки. Никто из членов Общества не двинулся с места: они верили целительнице. Потекла кровь из носа, из уголков губ. Танцующие оглушительно завопили. Старуха вскочила на Американку, топча ее ногами. Механическая женщина отключилась. Короткий приказ — и воины вылили на истерзанное тело ведро чичи, которая вспенилась, смешавшись с кровью.

Мачи с беспокойством поглядела в сторону востока: полоса рассвета все увеличивалась. Пока все шло как надо. Основная материя была приготовлена. Из этой внешне ничем не примечательной сущности, словно бабочка из куколки, выйдет Белая Змея… Уинки позволяли ей пользоваться своими жизненными источниками, предоставляя драгоценную энергию. Она завоевала доверие всех, сейчас то же произойдет и с этой безумной.

Мачи нажала на подошвы ног Американки. Та пришла в себя, жалобно охая. Ура! Невидимая преграда пала. Действительность начиналась — начиналась с боли.

— Не волнуйся, дитя мое. Я пришла от самых истоков, с волшебной палочкой в руке. Там я встретила Верховное существо. И оно сказало мне: «Пойди и вылечи ее!».

— Я мертвая. Ты не сможешь ничего сделать.

— Мертвые излечиваются, рождаясь заново, девочка моя.