Попугай Флобера

Подведем итоги: Флобер учит вас глядеть на истину и не отворачиваться, узрев последствия; наряду с Монтенем он учит вас спать на подушке сомнения; он учит вас, как разъять реальность на составные части и осознать, что Природа — это всегда смешение жанров; он учит вас максимально точному использованию языка; он учит вас не подходить к книге в поисках нравственных или социальных пилюль, литература не аптека; он учит главенству Истины, Красоты, Чувства и Стиля. А углубившись в его частную жизнь, вы увидите, что он учит смелости, стоицизму, дружбе; воспевает ум, скептицизм и остроумие; что он демонстрирует глупость дешевого патриотизма; что он учит доблести оставаться наедине с собой в собственной комнате; ненависти к лицемерию; недоверию к доктринерам; необходимости выражаться прямо. Такая манера говорить о писателях вас устраивает (мне-то она не слишком нравится)? Хватит с вас? На этом я прервусь: я, кажется, смущаю своего клиента.

11. Что он был садист. Чепуха. Мой клиент был кроток как овечка. Покажите мне хоть одно садистское — даже просто недоброе — деяние за всю его жизнь. Я вам расскажу самое недоброе, что мне о нем известно: как-то раз на светском приеме он отвратительно обращался с женщиной без всякой видимой причины. Когда его спросили почему, он ответил: «Потому что ей может вздуматься войти в мой кабинет». Это худшее, что я знаю про моего клиента. Если не считать случая в Египте, когда он попытался переспать с проституткой, не вылечившись от сифилиса. Это несколько нечестно, признаю. Но у него ничего не вышло: девушка, следуя обычным предосторожностям своего ремесла, захотела его осмотреть, а после отказа прогнала.

Конечно, он читал де Сада. А какой образованный французский писатель его не читал? Я думаю, он и сейчас популярен среди парижских интеллектуалов. Мой клиент сказал братьям Гонкурам: «Сад — самая забавная чушь из того, что мне встречалась». Он хранил некоторые жутковатые сувениры, это правда; он любил рассказывать ужасы; в его ранних трудах есть леденящие душу пассажи. Но вы утверждаете, что у него было «садистское воображение»? Я в замешательстве. Вы уточняете: «Саламбо» содержит сцены жестокого насилия. Я отвечаю: вы считаете, такого не происходило? Вы что, думаете, древний мир был весь розовые лепестки, игра на лютне и толстые бочонки меда, запечатанные медвежьим жиром?

11а. Что в его книгах убивают множество животных. Да, он не Уолт Дисней. Его интересовала жестокость, я согласен. Его интересовало все. Не только де Сад, Нерон тоже. Но послушайте, что он о них говорит: «Эти чудовища объясняют мне историю». Ему в этот момент, спешу добавить, целых семнадцать лет. Позвольте привести еще одну цитату: «Я люблю побежденных, но я также люблю и победителей». Он пытается, как я уже говорил, быть китайцем в той же мере, что и французом. В Ливорно происходит землетрясение: Флобер не издает криков жалости. Этих жертв ему жалко точно так же, как рабов, которые умерли сотни лет назад, вращая жернова на службе какого-нибудь тирана. Вы шокированы? Это называется «историческое воображение». Это называется — быть гражданином, причем не просто мира, а всех эпох. Это Флобер описал как «братство в Боге со всем живущим, с жирафом и крокодилом так же, как с человеком». Это называется быть писателем.

12. Что он отвратительно обращался с женщинами. Женщины его обожали. Он любил их общество, они отвечали ему взаимностью; он был галантен и куртуазен; он с ними спал. Он просто не хотел на них жениться. Грех ли это? Возможно, некоторые из его сексуальных пристрастий целиком и полностью коренились в привычках его времени и круга — но в этом случае кто из знаменитостей XIX века избежит порки? По крайней мере, он стоял за честность в сексуальных делах — поэтому предпочитал проституток гризеткам. Эта честность обходилась ему дороже, чем обошлось бы лицемерие, и случай с Луизой Коле тому свидетельство. Когда он говорил ей правду, это звучало жестоко. Но она ведь была несносна, правда? (Позвольте мне ответить на свой же вопрос. Я думаю, она была несносна, хотя, конечно, мы слышим об их отношениях только из уст Гюстава. Возможно, кому-нибудь следует написать ее мемуар; в самом деле, почему бы не реконструировать версию Луизы Коле? Да я и сам мог бы этим заняться. Решено.)

Если на то пошло, большинство ваших обвинений можно, пожалуй, обобщить в одно: что если бы он с нами познакомился, мы бы ему не понравились. По этому пункту он может признать свою вину, хотя бы для того, чтобы полюбоваться на выражение наших лиц.

13. Что он верил в Красоту. Кажется, у меня что-то застряло в ухе. Возможно, просто кусочек серы. Секунду, я заткну нос и выдохну через барабанные перепонки.