Попробуй угадай!

Эвелина. Быть не может!

Фредерик. Точно, я тебе говорю!

Эвелина. Ну и чудеса! Каждый день?! Прямо не верится!

Софи. В общем, теперь ты видишь, как тебе надо поступать, чтобы папа сидел дома?

Эвелина. Вижу. К счастью, мой чемодан еще не разобран.

Пюс. Да! Жизнь у нас здесь протекала более чем бурно!

Эвелина. Догадываюсь!

Фредерик. Ах ты черт!

Эвелина. Что такое?

Фредерик. Кран! Я оставил открытый кран!

Пюс. Какой кран?

Фредерик. В гараже! (Тащит Пюс к выходу.) Скорей, скорей, Пюс! Там небось целый потоп!

Пюс. Ну что ты творишь, маленький негодник!

Выбегают в сад.

Эвелина. Вот хулиган!… Так это правда? Отец ночевал здесь?

Софи. Каждую ночь! По-моему, в самом скором времени ты получишь протест в письменной форме от мадам с требованием сидеть дома и никуда больше не отлучаться. Вряд ли ее приводит в восторг тот факт, что, как только ты за порог, папа покидает ее ложе и возвращается к семейному очагу.

Эвелина. Если я правильно поняла, мне следует переселиться в отель, чтобы твой отец вернулся в родные пенаты.

Софи. Да, это, пожалуй, единственное средство.

Эвелина. А как он себя тут вел?

Софи. О! Сплошной изыск!

Эвелина. То есть?

Софи. Хуже чем обычно.

Эвелина. Неужели?

Софи. Как всегда, очень мил с Фредериком, играл с ним, будто он и сам мальчишка. Но с нами!…

Эвелина. Что же он вытворял с вами?

Софи. Конечно, больше всего досталось Пюс, он её буквально измордовал. То и дело вгонял ее, бедняжку, в краску своим грязным словоблудием.

Эвелина. О, это он обожает!

Софи. К тому же, как всегда, приступы хандры, нытье, ворчанье, злость, – и в основном из-за телефона. Стоило ему зазвонить, отец кидался к нему как тигр, но, как правило, на том конце вешали трубку. Он прямо исходил бешенством. И каждый раз я была козлом отпущения. «Почему они вешают трубку, когда я подхожу к телефону?» – «Значит, это не тебе звонят», – говорю я ему. – «Ваши приятели – и твои и твоей матери – могли бы быть повежливее». – «А если им нечего тебе сказать!» – «Но я тоже человек! И я у себя дома! К черту их всех!» – Он просто рвал и метал. С любой темы вдруг, на полуслове, сворачивал на эту: «А с тобой тоже не говорят? Значит, это звонит дружок твоей матери!» Раз я ему на это сказала: «Мама вправе иметь друзей. Это касается только ее!» – «Нет! – заорал он, – это касается и меня».

Эвелина. Так и сказал?

Софи. Ты бы видела при этом его лицо!

Эвелина. Какая наглость!

Софи. Тогда я схитрила и говорю ему: «А Пюс, о ней ты не подумал? Может быть, у Пюс тоже есть кто-нибудь!» – «Пюс?! Ты что, смеешься? У этой девственницы?!» – «А ты откуда знаешь?» – этим, надо сказать, мне удалось заткнуть ему рот. Он пожал плечами, отвернулся и больше не пикнул. Но тут как раз зазвонил телефон. Он позвал Пюс и велел ей взять трубку. Она сказала: «Алло!» – и там трубку повесили. Тогда папа впился в нее глазами, погрозил пальцем прямо перед ее носом и заявил: «Знайте, Пюс, отныне вы тоже у меня на заметке!» Видела бы ты, что стало с Пюс! Она только лепетала: «Но, Жорж… Но, Жорж!» – и больше ни слова не могла выговорить, а потом упала в кресло и залилась слезами.

Эвелина. Бедняжка Пюс.

Софи (расхохотавшись). А папа ей в утешение вопил: «Нечего, нечего тут хлюпать носом, не разжалобишь! Хватит хныкать!» На что Пюс рыдала еще сильнее. Словом, спектакль с музыкой!

Эвелина. Фредерик был при этом?

Софи. Нет, к счастью. Они с Малышкой уже спали. А мы смотрели телевизор. Да, веселенький вечерок, доложу я тебе. Эти телефонные звонки лишили его сна и покоя.

Эвелина. Ну что ж, я вижу, вы и без меня здесь замечательно развлекаетесь…

Софи. Без тебя, как бы не так! Каждый раз, как он поднимал крик, он поминал тебя. Хочешь, я тебе скажу, что я об этом думаю? Он ревнует!

Эвелина. Он?! С каких пор?!

Софи. С каких пор – не знаю. Но это буквально бросалось в глаза всю последнюю неделю. Доказательство – его бешенство при этих телефонных звонках. Да, вот еще потрясающая деталь: он ночевал здесь каждую ночь, и угадай, где он спал? В твоей постели.

Эвелина. Не в своей комнате?

Софи. Нет! Нет! У тебя! В твоей постели! Ну, в общем, в вашей прежней постели.

Эвелина. Может, она ему показалась уютнее…

Софи. А знаешь, что я обнаружила в одно прекрасное утро? В твоем секретере все было перевернуто вверх дном. Он просто-напросто вышвырнул все, что там было, на пол и так и оставил. Мне пришлось снова раскладывать все по местам. Ты думаешь, он это сделал по злобе? Нет, он явно что-то искал. А что можно искать в секретере? – письма, конечно. Улики. А вот еще… Совсем забыла самое потрясающее!

Эвелина. Интересно.

Софи. Однажды вечером, перед ужином он играл с Фредериком и вдруг – представь себе! – он берет его под мышки, ставит лицом к зеркалу, рядом с собой и долго-долго всматривается в оба отражения. Наконец Фредерику это надоело, и он спросил: «Ты смотришь, твой ли я сын?»

Эвелина. Не может быть!