Попробуй меня разлюбить (СИ)

— Так, — перебирает пальцами мои волосы. — Думаю, дело тут в другом. Они заранее знали, кого тормозят. Возможно, хотят до моего отца добраться, не знаю…

На тему отца Даниса мы говорим нечасто. Он ее не любит, а я не хочу его расстраивать. Но сейчас, конечно, от нее не сбежать.

— Может, — кусаю губы, — может, я папе позвоню?

— Гражданин Кайсаров, вам придется проехать с нами, — доносится за спиной.

— Кать, я сейчас такси тебе вызову домой.

— Да конечно! — цокаю языком и резко поворачиваюсь к этим оборотням в погонах. — Я с ним поеду.

Походкой от бедра дефилирую в полицейскую машину и громко хлопаю дверью. Они даже сказать мне ничего не успевают.

— Девушка, выйдите и прекратите ломать комедию, — басит тот, что пожирнее, распахивая дверь.

Я никогда так не делаю. Никогда не кичусь папиным именем, но сегодня…

— Вы документы мои проверьте, пожалуйста. По базе пробейте, — протягиваю свой паспорт. — Они вас явно заинтересуют.

«Колобок» фыркает, но мою просьбу не игнорирует. Так, спустя полчаса мы оказываемся в прокуренном кабинете. Телефоны у нас, конечно, забирают, но, судя по их шепоту, мой папа уже на пути сюда.

— Зачем ты влезла?

Кайсаров огрызается, чем очень меня бесит. Сейчас самое время помедитировать, чтобы в ответ на него не наорать. Считаю до десяти.

— Потому что не могу тебя бросить, — переплетаю наши пальцы. — Если мой папа может помочь, то ему это не составит труда.

— Мне не нужна помощь, — убирает руку.

Как только наши ладони размыкаются, я чувствую легкий холодок по всему телу. Сглатываю и несколько долгих минут смотрю в одну точку.

Всхлипываю, а потом, потом прилагаю все усилия, чтобы пустить слезу. Знаю, знаю, что это манипуляция. Но иногда с этим гордым типом по-другому просто нельзя.

Снова шмыгаю носом, наконец чувствуя на щеках дорожки слез.

Данис резко поворачивает голову. Слышу его глубокий вдох.

— Кать, — тянется к плечу, но я уворачиваюсь.

— Не надо, Данис. Я все поняла, моя помощь тебе не нужна.

— Кать, дело же не в этом. Я просто не хочу тебя впутывать.

— Ты и не впутывал. Я сама это сделала, — задираю подбородок и неожиданно для себя чувствую прикосновение его губ к виску.

— Прости. Я не хотел тебя обижать.

— Но обидел, — продолжаю гнуть свое. — Мы должны друг другу доверять. Все-все, — перехожу на шепот и тянусь к его шее.

Обнимаю. Чувствую, как его руки смыкаются за моей спиной, и выдыхаю. Все хорошо. Все будет хорошо.

— Они не имеют права так с тобой поступать, что бы он ни сделал! Ты за него ответственности не несешь.

В коридоре слышатся шаги, и мы мгновенно друг от друга отлипаем. Судя по голосам, мой папа уже здесь.

Дверь открывается. Генерал Токман стоит на пороге, блуждая по нам суровым взглядом.

— Катерина, сходи умойся и выпей чай. Тебе сейчас принесут. А нам всем нужно поговорить.

Я послушно выхожу за дверь, где меня ждет папин водитель.

— Катюня, прекращай реветь, — улыбается и протягивает салфетку.

— Уже, — облизываю губы.

— Сейчас чаек организуют, посиди в другом кабинете.

Иду туда, куда говорят. Судя по табличке, это кабинет какого-то зама отдела.

Устраиваюсь на кожаном диванчике с чашкой чая и жду. Минуту, две, десять, двадцать. Через сорок нас отпускают.

Данис пожимает папе руку перед входом в здание полиции. Они оба слегка напряжены, но это естественно после произошедшего.

В машину мы возвращаемся вдвоем. Папа не убеждает меня ехать с ним, и это очень радует.

К Дану в квартиру поднимаемся в молчании.

Как только за моей спиной хлопает дверь, Кайсаров словно с цепи срывается, подхватывает меня под попу и отрывает от пола. Я чувствую его губы на каждом миллиметре своего тела.

Шея, плечи, ключицы, грудь.

Целую в ответ. Мы оба на взводе. Туфли, шуба, его рубашка, все валяется под ногами.

В квартире темно. Мы не продвинулись ни на метр. Я все еще пригвождена к стене у входной двери.

Между ног пожара. Дан резко задирает платье мне на талию. Бренчит ремнем. Отодвигает полоску моих танга в сторону и врывается в меня на всю длину.

Глава 35

Я слетаю с катушек вовсе не фигурально. Мозг хаотично ищет выходы из этой *баной ситуации, но их нет. Нет ни одного разумного выхода, кроме того, что предложил Катин отец.

Ни одного. Думать об этом мучительно.

Моя красивая. Рассматриваю ее лицо в очертаниях ночи, точно зная, что могу нарисовать ее по памяти даже в темноте. Каждый миллиметр. Каждый.

— Дан, ах.

Катин стон возвращает в реальность, где я трахаю ее как животное, потому что мое психическое состояние сейчас в труху и я больше ни на что не способен, кроме как любить ее физически.

Возможно, переходя черту дозволенного, потому что моя ладонь, фиксирующая ее шею, с каждой секундой смыкается сильнее, а Катины стоны превращаются в хрипы.

Говорят, что перед смертью просыпается инстинкт к размножению. Мы отчаянно пытаемся сохранить свой род. На своем я бы давно поставил жирный крест. Но от инстинктов не убежишь. Иногда они сильнее. Животные в нас живут по сей день.