– Моя бывшая студентка утверждает, что я ее преследую. Я, дескать, вступил с ней в связь и написал за нее курсовую работу в номере мотеля. Я не могу поговорить с ней без адвоката, а адвоката нанять не могу, потому что мне больше не платят. Если я попытаюсь сам повидаться с ней, меня арестуют за приставание.
– Она лжет? – спросила Дениз.
– Маме с папой про это говорить не стоит.
– Чип, она лжет?
На кухонном столе распростерся номер «Таймс», в котором Чип обвел кружочками заглавные «М». Наткнуться на этот предмет теперь, несколько часов спустя, – все равно что припомнить сон, вот только воспоминание о сне не затягивает пробудившегося человека обратно в дремоту, а вид испещренной кружочками статьи, посвященной значительным сокращениям финансирования «Медикэр»[18] и «Медикейд»,[19] пробудил в Чипе то самое ощущение неприкаянности и неутоленной похоти, ту тоску по тупому беспамятству, которая не так давно заставила его обнюхивать и тискать кресло. Ему пришлось строго напомнить себе, что акт с креслом уже состоялся, что он уже испробовал этот путь к утешению и забвению.
Сложив «Таймс», он швырнул газету поверх переполненного мусорного ведра.
– У меня не было секса с этой женщиной.
– Ты знаешь, я многое готова понять, – заметила Дениз, – особенно такие вещи.
– Сказано же, я с ней не спал.
– Повторяю: в данной сфере абсолютно все, что ты ни скажешь, встретит у меня полное понимание. – Она многозначительно откашлялась.
Если б Чип хотел исповедаться кому-то из близких, младшая сестренка подходила на эту роль лучше всех.
Колледж она бросила, брак не сложился, так что Дениз кое-что понимала в разочарованиях и темной стороне жизни. Однако, кроме Инид, никто в семье не считал Дениз неудачницей. Университет, который она бросила, был престижнее того, который закончил Чип, а ранний брак и недавний развод придали Дениз эмоциональную зрелость, которой брату остро недоставало. Вдобавок Чип подозревал, что, работая по восемьдесят часов в неделю, Дениз успевает прочесть куда больше книг, чем он сам. За последний месяц, будучи весьма занят (в частности, он сканировал фотографию Мелиссы Пакетт из альбома абитуриентов и пристраивал ее голову к порномоделям из Интернета, а затем совершенствовал этот образ пиксель за пикселем – когда возишься с пикселями, время летит незаметно), Чип не раскрыл ни одной книги.
– Произошло недоразумение, – тусклым голосом сказал он. – Похоже, они только и ждали повода меня уволить. Мне отказали в законном разбирательстве.
– По правде говоря, ничего ужасного тут нет, – сказала Дениз. – Подумаешь, университет!
– Мне казалось, я был на своем месте.
– По-моему, как раз хорошо, что ты оказался не на своем месте. Кстати, как у тебя с финансами?
– Почему ты спрашиваешь?
– Одолжить тебе денег?
– Разве у тебя есть деньги?
– Конечно. И тебе стоит поговорить с моей приятельницей Джулией. Она работает на одного кинопродюсера. Я ей рассказывала насчет твоей идеи «Троил и Крессида» в Ист-Виллидже. Она предложила тебе позвонить, если ты возьмешься писать.
Чип покачал головой, словно Дениз стояла рядом на кухне и могла его видеть. Несколько месяцев назад они обсуждали по телефону идею модернизировать какую-нибудь из менее известных пьес Шекспира. Неужели Дениз приняла это всерьез, неужели она сохранила веру в него? Невыносимо!
– Так как же насчет папы? – спохватилась она. – Ты что, забыл про его день рождения?
– Я утратил чувство времени.
– Не хочу тебя грызть, – сказала Дениз, – но учти: твою рождественскую посылку распаковывала именно я.
– Скверно вышло на Рождество, да?
– Пришлось здорово поломать голову, пока разобрались, кому что предназначено.
Снаружи поднялся теплый южный ветер, от которого снег на заднем дворе таял все быстрее. Догадка, осенившая Чипа в тот миг, когда зазвонил телефон, – о том, что его несчастье рукотворно и произвольно, – снова померкла.
– Так ты позвонишь ему? – не отставала Дениз.