Вот от кого не ожидал так не ожидал. Он всегда производил на меня впечатление человека мягкого, душевного и замкнутого или, во всяком случае, сдержанного. И вдруг — такая открытость и щедрость. Редкие в наше время.
27 декабря 1971 г.
Еще звонок... Роман Ерохин, из «Советской Белоруссии»:
— Слушай, только что прочитал твою «Тростену»… Начал так, без особого интереса, куда, думаю, клонит... А потом вчитался и — до конца... Это же гимн России... — И т. д. в этом роде. Только неманцы пока сдержанны: ни похвалы, ни порицания…
22 февраля 1972 г.
Зашли Александр Адамович, потом — Янка Брыль. Разговорились. Адамович пишет статью о Василе Быкове. По заказу Виталия Озерова, главного редактора журнала «Вопросы литературы». Я сказал, что лучшая вещь Быкова — это все-таки «Meртвым не больно». Образ Сахно (и образ самой сахновщины) делают эту вещь типичной на все времена. — Вот ты и напиши об этом в своем журнале, — засмеялся Адамович. Брыль просидел часа полтора. Не спеша полистал второй номер «Немана», всматриваясь в фотографии украинских поэтов, отпуская замечания, как о своих добрых знакомых.
О Романе Лубкиевском:
— Смотри ты, усы отпустил! Казак!
То же самое заметил также об усах Петра Скунца. А на Лину Костенко смотрел-смотрел и восхищенно воскликнул:
— Воительница!
25 февраля 1972 г.
Смерть настигает нас в пути — и это независимо от возраста. Человек живет, строит какие-то планы, хочет что-то делать, уже не себе — другим, и вдруг… Нежданно-негаданно.
Когда-то (в 1961—1962 гг.), помню, ходил в «Неман» высокий, красивый, совершенно седой старик, Алексей Габриель. Он уже давно был на пенсии, задумал большую книгу о пограничниках двадцатых годов и первые рассказы
из этой книги хотел опубликовать у нас в журнале. Мы взяли, нашли литературного редактора, Рыгора Нехая, а когда тот отредактировал (кстати, отредактировал он из рук вон плохо, пришлось потом возиться и возиться…), сдали
в набор. Автор прочитал корректуру и... больше я его не видел. А скоро узнал, что он умер, так и не дождавшись выхода в свет своего, может быть, заветного детища.
И вот — новый случай. Вячеслав Шатилло, странный, нелепый человечина. Когда-то (если не изменяет память, тоже в 1961 году) мы напечатали его первую повесть — «Плыви, мой челн». Критик Яков Герцович разнес ее в пух и прах... Я тогда считал и теперь считаю, что критика была несправедливой. Герцович подошел к повести просто-напросто без учета специфики жанра… Но автору она подрубила крылья, эта критика, и он стал отчаянно метаться в поисках «себя». Бросил радио, где работал, и пошел на завод в качестве... не знаю — кого... Кажется, в качестве писателя-наблюдателя. Собрал материал... для романа! Потом ушел с этого завода и поступил на другой, редактором многотиражки, потом очутился каким-то образом в академии.
Однажды он принес очерк о директоре завода — мы забраковали его как слабый в литературном отношении. Та же участь постигла и роман о рабочем классе. После долгого перерыва он вдруг (именно вдруг) положил на стол повесть «Лабиринт», которую мы приняли безоговорочно. После повести он явился с романом на рабочую тему, но роман оказался слабее, и мы вернули его на доработку. И вот наступил февраль, в середине месяца номер вышел из печати (с повестью «Лабиринт»), и мы узнаем, что автор, Вячеслав Шатилло, увы, пятого сего месяца умер. Был — и нет человека!
Грустно!
25 апреля 1972 г.
В «Немане» опять осложнения. Материал Григория Вейсса о встречах с немецкими писателями (Келлерманом, Фалладой и Гауптманом) в сорок пятом — сорок шестом годах взят Главлитом под сомнение. Причина? Да очень простая! Не может быть, чтобы московский автор предложил сразу «Неману»... Сначала он предлагал наверняка в Москве, там отвергли, зарезали, забраковали... Почему же забраковали? Вот вопрос! И, пуская в ход современную технику, то бишь телефон, начинают докапываться до этого почему... А время идет, а нервы — они не железные!
Вчера кто-то в редакции пошутил:
— Если бы выпустить номер, сделанный исключительно из материалов, зарезанных Главлитом, то это, наверное, был бы самый интересный номер из всех за время существования журнала!
Шутка шуткой, а забракованы-то были, и правда, самые интересные вещи.
13 мая 1972 г.
Кончил вчерне записки Эдика Свистуна. Хотел, чтобы Аленка прочитала, но та пренебрежительно загнула уголки губ: «Беллетристика!» Дал Валентине. Она всегда была строгим, даже жестоким критиком. Но и она... Дошла до «праздника дождя» и захлопнула папку: «Скучно!»
А мне нравится... Нравится, вот беда! Книга (не роман, не повесть, а именно книга) кажется мне и не скучной, и не пустой. Конечно, это не детектив, не захватывающая любовная история. Это улыбка при взгляде на наши нынешние и будущие проблемы. Но разве такая улыбка не имеет права на существование?