Пополнение

Так же примерно после обеда я объяснял ситуёвину клиентам, до которых тоже донёсся слух, но в таком виде, что у меня и дети хохотали. Что будто бы штрафовать всех будут, у кого через год своего кота не окажется — не знаю, какой идиот до такой степени всё переврал, поскольку о штрафах-то речь у нас была, но только за дрессировку будущих крестьянских котов для развлекательной кроличьей охоты, на которую привилегия знати пока-что сохраняется неизменной. Для народной охоты были и остаются хорьки, а кошак — против грызунов в доме и амбаре. Ну и заодно, предотвращая следующую волну слухов столь же идиотского сорта, объяснил им и то, что кролик, принесённый кошаком к дому ночью, браконьерством считаться не будет, и никто за него не оштрафует, а если посмеет кто — вяжите на месте и сдавайте, куда следует, а там с этой сволочью разговор короткий будет — ага, вплоть до виселицы, если эта попытка мошенничества окажется у него уже не первой. Нет речи и о годичном сроке — где тут столько котят набрать, чтобы за год на всех хватило? Само собой, они долго ещё будут в дефиците. И естественно, не будет и никакой принудиловки с навязыванием кошаков против воли. Право иметь кошака — ещё ни разу не обязанность. Не хочешь его заводить — просто объяви об этом при достойных доверия свидетелях, дабы твоему вождю мозги никто из-за тебя не выносил за хреновое внедрение кошаков в трудящиеся массы его общины. Поэтому, кто навязывать будет, да ещё и плату вымогать — тоже вяжите и сдавайте на суд и расправу. Уроду очень повезёт, если сумеет доказать, что "ему самому так сказали".

К моему прибытию в лагерь Володя как раз заканчивал проводить с юнкерами стрельбы из винтовок и пистолетов. Помогая молодняку после последнего залпа убирать тяжёлые деревянные мишени в форме стоящего человеческого силуэта, дюжие наёмники, глядя на свежие дыры от пуль в толстых досках, переглядывались и качали головами.

— Это что же получается, досточтимый? — спросил меня их центурион, — Теперь вся наша выучка не стоит и мелкой бронзовой монеты? Это же не бой выходит, а расстрел — что толку от нашего строя, если ваша громовая труба продырявит и фирею, и кольчугу, и шлем, а управляются с ней какие-то мальчишки и даже шмакодявки? И что теперь толку от нашего метания дротиков и саунионов, если они нас не подпустят даже на выстрел из лука? О копьях и мечах уже и говорить смешно — не дойдёт дело до рукопашной, если в атаку пойдёт меньше двух полных центурий. Мои орлы, досточтимый, повидали в жизни всякое, и их нелегко чем-то напугать, но тут дело пахнет потерей службы…

— Не будет этого, почтенный, — успокоил я его, — Всё это уедет за Море Мрака, а здесь всё останется так, как и было до сих пор. Ну, в основном — то, что будет меняться, не сильно изменит привычную вам жизнь, и без работы твои бойцы уж точно не останутся. А там, за морями — там, конечно, будет другая жизнь. Но тоже не во всём, и солдаты с вашей выучкой не окажутся ненужными и там. Мы же не просто так учим наших детей и старым методам военного дела. Всё пригодится, хоть и не всегда полностью в прежнем виде, так что и тем из вас, кто продолжит службу за морями, беспокоиться не о чем, а кто останется здесь — тем более. Как служили вы до сих пор, так и будете служить дальше.

После чистки огнестрела, сдачи его в оружейку и заготовки новых бумажных патронов к винтовкам и пистолетам взамен расстрелянных на тренировке юнкерам дали небольшую передышку, а я пообщался с их отцами-командирами и со спецназером. Для их возраста и силы наш молодняк оказался очень даже на уровне. Оценка Диталкона, их центуриона-инструктора — "за пару лет я бы сделал и из них настоящих солдат" — она ведь дорогого стоит, потому как с учётом текущего это три года получается, а ведь осенью ещё он считал, что на это нужно лет пять. Два года, получается, по итогам этого уже скостил.