Попкорн

На следующее утро та же юная особа (звали ее Дав, что означает «голубка») рассказывала ведущим программы «Кофе-тайм» Оливеру и Дейл о своей встрече с Брюсом накануне вечером. События, последовавшие за вручением «Оскара», превратили всякого, кто сталкивался с Брюсом в последние двадцать четыре часа, в важного свидетеля. На всех теле- и радиоканалах гардеробщицы и официанты делились своими соображениями относительно душевного состояния Брюса в те пять или шесть секунд, которые они провели с ним «один на один».

– Он сказал, что я должна была почувствовать облегчение.

– Погодите-ка, давайте разберемся, – прервал ее Оливер, надевая очки. Стекол в очках не было – иначе в них отражался бы экран телесуфлера, но Оливер всегда держал их под рукой и надевал всякий раз, когда ощущал необходимость продемонстрировать зрителям глубокое сопереживание и обеспокоенность.

– Брюс Деламитри сказал, что, вспомнив о душевной травме, вы должны были почувствовать облегчение?

– Да, он так сказал.

– Как вам это нравится!

– Он сказал, что я теперь ни за что не отвечаю и могу себе позволить что угодно: принимать наркотики, спать с кем ни попадя, воровать, быть полной неудачницей – и ни в чем этом не будет моей вины, потому что гипнотерапевт наделил меня статусом жертвы. Даже не верится, что кто-то мог такое сказать! Я проплакала всю ночь.

Сражаясь с мучительным воспоминанием, Дав ухоженными пальчиками терзала носовой платок.

– Четвертая камера, крупным планом – руки Дав, – проинструктировал режиссер оператора.

Дейл, заметив на мониторе, как переменилась картинка, накрыла руки Дав своей ладонью.

– Вы говорите, Деламитри решил, что ваша выстраданная душевная боль – не более чем простая уловка?

– Совершенно верно. Он спросил, сколько я заплатила своему гипнотерапевту. Я ответила, что три тысячи долларов, и он сказал, что это сущие гроши.

– Сущие гроши? Три тысячи долларов – гроши? – ахнул Оливер, зарабатывающий в год восемь миллионов. – Да уж, эти голливудские звезды даже для приличия не станут притворяться, что живут в реальном мире с нами, обыкновенными людьми.

– Он сказал, что даже сто тысяч долларов было бы недорого. Он сказал, что никаких денег не жалко, чтобы разом получить отпущение всех своих грехов.

– Эти звезды считают, что правила приличия и хорошего тона на них не распространяются, не так ли?

– Да, думаю, вы правы.

– И что вы ему ответили?

– Что у меня открылась глубокая болезненная рана.

– Молодец! Прекрасный ответ, – похвалил Оливер. – О глубокой болезненной ране Дав и ледяном безразличии к ее страданиям миллионера Деламитри мы еще поговорим после рекламной паузы.

Избыток газов в кишечнике может серьезно отравить вашу жизнь, – вещала тем временем очаровательная старушонка, выгуливающая собачек.

– У меня открылась глубокая болезненная рана, – сказала Дав.

Она пыталась отстоять свою точку зрения, но вместо этого выдала беспомощную унылую банальность. Она почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Бедняжка понятия не имела, как вести себя с мужчинами, которые не пытаются затащить тебя в постель. Брюс засмеялся в ответ. К их разговору стали прислушиваться окружающие, но Брюсу было на них наплевать. Он сам сегодня выдал чудовищную чушь перед лицом миллиарда человек и не намеревался выслушивать ничего подобного от других.

– Да, понимаю, – сказал он, – глубокая болезненная рана. Настолько глубокая и болезненная, что вы ее даже не заметили, пока какой-то дядька за несколько тысяч долларов не ткнул вас в нее носом.

– Не может быть! – воскликнула Дейл, когда на следующее утро Дав поделилась пережитым с программой «Кофе-тайм».

– Да, так и было! – подтвердила Дав. – Все слышали.

– Давайте разберемся. – Оливер приладил на переносицу очки и погрузился в заметки, которые он якобы делал все это время. – Деламитри не поверил в существование перенесеной вами моральной травмы? Он обвинил вас в том, что вы все выдумали?

– Да, Оливер, именно так.

– Интересно, а это разрешено законом? Я не уверен, что разрешено. – Оливер огляделся по сторонам. Ему нравилось создавать у зрителей впечатление, будто его окружает целая команда юристов и прочих экспертов, готовых броситься в бой по мановению руки этого большого человека. В действительности команда Оливера состояла из двух женщин, держащих наготове пудреницу и питьевую воду.

– И что же вы сделали? Что сказали ему в ответ? – спросила Дейл.

– Я сказала: «Мистер Деламитри, то обстоятельство, что вы заработали кучу денег, эксплуатируя чужую боль и страдания, не дает вам права так же поступать со мной».

– Великолепно, мой друг! – воскликнула Дейл.

– Отлично, сестра, – одобрил Оливер. – Оставайтесь с нами.

Как всякая женщина, вы имеете право на упругую высокую грудь. И совсем не важно, сколько вам лет.