Можно бы и самой этого Карпа. И оглушить, и поленом по ребрышкам пройтись, и… да много чего можно сделать. Кто в деревне не рос, тот не знает, какая многофункциональная вещь — скалка. Сковородка, опять же… здесь они добротные, чугунные, пока поднимешь, без рук останешься.
Только перестараться легко.
Одного треснешь, выживет и пуще прежнего пакостить будет, а второй и копыта отбросит. Отвечать за такую дрянь, как Карп?
Вот еще не хватало!
Он — агрессор, я — жертва. Заберите его, дяденька околоточный. И подальше…
Дяденька с красивым именем Елпифидор Семенович, согласно кивал. И обещал забрать пьяницу, чтобы проспался, да и воспитательную беседу провести.
Что характерно, сам пьяница дрых сурком. Еще и посапывал во сне, гад такой. Понятно. Пьянь нажралась, теперь отсыпаться будет… чтоб ему похмелье без рассола!
Но…
— Вы же, Марья Петровна понимаете, что это надолго не поможет?
Я кивнула.
— Понимаю. А беседу с ним надо в участке проводить — или дома? В присутствии его семьи?
Околоточный прищурился.
— На первый раз, думаю, участка хватит. А там уж как дело пойдет.
Мы друг друга поняли.
Я просила отвадить Карпа от нашего дома, он не собирался возражать… синенькая трехрублевка плавно поменяла хозяина.
— Я вам так благодарна… а это — на извозчика.
На эти деньги можно было купить телегу. Но околоточный придираться не стал. Вместо этого он попросил меня зайти завтра в участок, отметиться, попрощался и уехал, увозя с собой присмиревшего пьяницу.
Извозчик даже и не думал ругаться, помог околоточному погрузить туловище и послушно тронул лошадь.
Вот у нас никогда так не получилось бы… интересно, в чем разница? Ладно, узнаю еще.
И я вернулась в дом.
Там-то я и поняла, как Ваня справился с матерью. Он тупо затащил ее в ее же спальню, подпер дверь поленом и устроился снаружи, следить, чтобы не выбралась. Хотя так и так, в окно бы дама не пролезла. Застряла на полдороге — и намертво.
Теперь парень ждал дальше ценных указаний. Я постаралась его не разочаровать и поцеловала в щеку.
— Ванечка! Умничка ты наша! Защитник!
— Маш… все обошлось?
— Сейчас — да, а там кто его знает? Надо сделать так, чтобы он к нам больше не приходил.
— Мать…
Мы переглянулись.
Ясно. Эта корова за любовником побежит. На рысях. И вернет, и опять прикормит… гонять замучаемся. Надо разбираться не только там, но и здесь.
И сейчас…
Я махнула рукой.
— Открывай дверь.
Мамаша орала, но младшие все были на моей стороне. Ваня — за двумя руками, особенно после того, как понял, что половину присланных денег любящая мамочка тратила на выпивку с хахалем.
Арина — за. Кажется, ей этот бугай тоже не нравился. И даже Петенька принялся что-то подвякивать.
Вчетвером мы маман переорали.
А вот нечего тут!
Я понимаю, что бабе без мужика тяжко, это в любое время так. Но!
Зачем же заводить чужого, женатого, да еще и алкаша? Вот зачем?
И толку нет, и удовольствия, да и просто гадко это — лезть в чужую семью. Все я понимаю, не мне бы вякать, но что я тогда соображала, в восемнадцать лет?
Ведь искренне верила, что там жена-стерва, что меня любят, что на мне женятся, что…
Дура была.
Просто — дура.
Но здесь-то мамаша не верит, что к ней уйдут! Просто она считает, что ей нужен мужик. Для потрахушек. Для погульбушек. Для имиджа, если хотите. И ее не смущает, что она отрывает крохи от детей ряди этой пьяной скотины.
Понять таких? Да понять-то я и не таких уродов могу. Но простить — нет.
— Чтобы больше этой пьяной мрази в нашем доме не было, — приговорила я жестко. — Хочешь гулять — иди в кабак. А к детям его тащить не позволю!
— Да кто ты такая, чтобы позволять или не позволять!
— Я — та, у кого есть деньги, — просто объяснила я. А что? Универсальная постановка вопроса.
Кто платит, тот и танцует. Не нравится? А другого не бывает. Или ты зарабатываешь самостоятельность, и тогда диктуешь свои условия, либо ты ложишься под того, кто тебе платит. Молча и без претензий.
— Да я тебя… в околоток сдам!
Я фыркнула.
— За что?
Мамаша зависла.
А правда — за что? Не нарушаю общественный порядок, не пью, не дебоширю, не…
— За непочтительность к старшим!
Ваня заржал первым. Потом Аринка, Петя, я… последней дошло до маман. И та надулась, став удивительно похожей на жабу.
— Хамка!
Я фыркнула.
— Я не стану терпеть в доме пьяную скотину. И не дам тебе тратить на него мои деньги.
— Это наши деньги! — возмутилась мамаша.
— Официально завещание составлено в мою пользу, — это я знала от Марии Синютиной. — Можешь попробовать его оспорить. Но если эта пьяная мразь придет сюда еще раз, я опять сдам его околоточному. И так будет каждый раз.
— Не посмеешь!
— Поспорим? И сдам, и его семье донесу… или уже сейчас так сделать? Его жена точно найдет, что сказать по этому поводу.
— Мать, хватит, а? — Ваня говорил устало, но более-менее твердо. Раньше, я так поняла, мать его затыкала, а сейчас, с моей поддержкой, он осмелел. — Маша права, не нужен здесь этот урод.
— Правильно, — кивнула я. — С такими знакомствами нам отродясь мать замуж не выдать.
— Что? — ошалела сама мамаша.
Я развела руками.
— Ты еще молодая, красивая, женщина в расцвете сил. Тебе бы еще раз замуж выйти.