Я не гений, но вывих угадаю. Или перелом?
Нога опухла чуть не до бедра, красная, воспаленная… кажется мне — или коленный сустав выглядит не вполне естественно? Вывих?
На такой опухоли, черт его разберет. Я-то ни разу не медик, мой потолок — синяки и шишки йодом заливать.
— Что делал? Рассказывай?
— Бегали. Потом Сенька меня толкнул, я упал в яму, а он убежал.
— Нога такая давно?
— Домой я сам дошел…
— Только вчера опухать начало, к вечеру. Я мазь взяла, припарки сделаю… — отозвалась от стола мамаша…
Я кивнула.
— Ясненько. Подозреваю, что это вывих. Или перелом, что хуже… короче, лекарь нужен.
— Да откуда у нас такие деньги! — опять взвилась мамаша.
— Я высылала, — огрызнулась я. — Что, не хватает?
— Да что ты там высылала? Слезки горькие, сиротские…
— Люди и на меньшее живут, — отрезала я. Маша говорила, что рублей по двадцать в месяц переводила. При цене за кубометр дров около двадцати копеек, уж дрова-то не заказать?
— Не с тремя детьми!
— Работать не пробовала?! Нет? Я тут, у тетки, с ночи до зари вкалывала, чтобы тебе деньги отправлять, а ты даже детьми не занимаешься?! — заорала я. — Не работаешь — ладно! Так почему в доме гадюшник? Стол грязный, пол немытый и неметеный, дров нет, жрать нечего!!! Ты — мать! У тебя трое детей на шее! Что за х… ня тут творится!?
Орать я могла долго и выразительно, а тут еще накопилось и накипело.
День выдался… песцовый.
Сначала эти налетчики, потом Маша, потом пока до города добрались, да и здесь… эта овца истратила остатки моего терпения. И наружу пробилась не княжна Мария Горская, нет…
Наружу пробилась Марика, которая раньше конспирировалась аки Штирлиц. Милая, добрая и откровенно бешеная.
Чтобы приехать из деревни, поселиться в общаге, получить образование и добиться своего не в самой просто профессии, поверьте, надо быть не тепличным цветочком, а вполне себе ядовитой гюрзой. Вы еще не верите?
Тогда я ползу к вам.
Орать я умела. И драться — в общаге научат. И отбиваться, и за себя постоять, и наехать на кого-то… еще в те времена меня было сложно переорать. И сейчас я использовала все старые навыки.
Хватит с меня дипломатии!
— Почему ты в грязном ходишь, постирать сложно? Почему дети кое-как одеты? Почему денег нет, на что они, б…, потрачены?
Маман пыталась что-то вякнуть, но потом поняла, что это бесполезно. Даром, что все упреки справедливы.
Подхватила с порога веник и шагнула ко мне, угрожающе занося его.
— Ах ты, дрянь! Да я тебя сейчас…
Не знаю. Кажется, она хотела меня по лицу этим веником ударить.
Ага, наивная…
Бить я ее не стала, все же баба и дура. Но перехватить руку за запястье и завернуть за спину? Спокойно.
Маман согнулась вдвое.
— Пусти!!!
Я вынула из пальцев веник и откинула в сторону.
— Значит так. Я сейчас навожу порядок в этом гнидюшнике. Ты идешь за лекарем. Нормальным лекарем, ясно? Уговариваешь, умоляешь, всеми правдами и неправдами приводишь его сюда. Я оплачу, но ребенок ночь с такой ногой терпеть не будет. Ясно?
— ПУСТИ!!!
Я усилила нажим.
— Не слышу ответа?
— Айййййй!!!
— Я так долго могу простоять. А если доведешь — сломаю руку, и пойдешь ты за лекарем еще и для себя. Поняла?
Ярость схлынула, осталось опустошение. Холодное, ледяное… не то, что руку — шею бы свернула. И не пожалела, и не посочувствовала.
Довольно!
Кажется, бабища это почувствовала. Как-то подобралась и заскулила.
— Машенька, пусти…
— Еще драться будешь?
— Н-нет…
Я махнула рукой и выпустила тетку.
— Живо! За лекарем!
Та отшатнулась, потирая плечо и глядя с ненавистью.
— Ты…
— Урок повторить?
Я шагнула вперед. И видит Бог, я бы ее сейчас прибила, но мозгов хватило у Анны, что-то она на моем лице прочитала. Передернулась — и выскочила за дверь, едва не снеся Ваню с дровами.
— Ну, ты ломишь, сестренка!
Голос был явно восхищенным. Сколько он видел?
— Ты почему за лекарем не послал? Я двадцать рублей в месяц переводила, неужели на эти деньги нельзя прожить и сколько-то отложить? Ты понимаешь, что у мальчишки или растяжение или перелом, он без ноги остаться может?
— Двадцать? — уловил только одно Иван. — А мать говорила, десять…
— Грррррр, — ответила я.
Если эта жирная вша говорила детям про десятку, то половина оставалась ей. И на что она потрачена? Или отложена?
Если отложена, тогда хоть понятно, на черный день. Но куда ж хуже, твой сын без ноги может остаться? С этим не шутят!
Но если нет…
Ну, твою мать!
Других слов у меня не осталось.
— Почему — без ноги, — пискнул Петруша с печки.
Я обернулась и погладила его по голове.
— Успокойся. Я здесь, так что все будет в порядке. Обещаю. А почему… в ноге есть косточки, мышцы, связки. Вот, если их повредить, они будут воспаляться и болеть. А если их не лечить, то они могут зажить неправильно. И ходить тебе будет трудно. Мы ведь этого не хотим?
— Н-нет…
— Поэтому матушка сейчас приведет доктора, он тебя осмотрит, и все будет хорошо. Понял?
— Да. Но это дорого…
— Дороже здоровья ничего нет, — отрезала я. — Будем здоровы, и денег заработаем. А не будем… и тогда точно все. — и вспомнила еще кое-что. — Ваня, а где Аришка?