Попались и Пропали

Обложили — поняла Руана, прижавшись к стене и унимая дыхание. Может, лучше вернуться на праздник? Там, по крайней мере, Яр-Тураны борзеть не станут. Прилюдно-то. Или станут? За ними не заржавеет — бестолково метались мысли, пока она бежала обратно. Разогналась, в стремлении спасти шкуру. Шары выпучила, мозги выключила.

Идиотка — приложила себя Руана от всей широты загнанной души, когда перед самым её носом дверь в большой коридор распахнулась. И она влетела прямиком в объятья криво ухмылявшегося Радо-Яра.

Только пискнуть и успела, когда сильные руки ни хрена не сексуально скрутили за спиной её локти. Распахнула рот, чтобы заорать — его заткнул стеклянный пузырёк. Дорогой — для чего-то подумала она. И рефлекторно сглотнула заполонившую рот пакость.

Широкая ладонь с твёрдыми, как камень мозолями накрыла лицо — она в неё только и могла мычать. Брыкалась, конечно, а толку? Огромное тяжёлое тело прижало её к стене. Куда-то в макушку прогудело:

— Не дёргайся. Не хочу тебя покалечить. А вывернуться всё равно не сможешь. И сама это понимаешь.

Он чуть приотпустил её, и Руана смогла задрать голову. Демонстративно вопросительно уставилась теперь уже на своего собственного врага: дескать, ну?

— Для чего всё это? — буквально считал назл её мысли. — Всё для того же.

Хочет вынудить Викрата принять его вызов — сообразила Руана, приуныв. Убьёт ведь мерзавец. А она…

А у неё уже путались мысли. И в глазах затуманилось. Опоил какой-то дрянью — посетила её вторая догадка. Сейчас в мешок и в воду… В какую воду — на миг встряхнулась она. Совсем сбрендила: её похищают, а на уме всякие глупости.

Виска коснулись его губы, а уха — шёпот:

— Макияж, что надо. У тебя хороший вкус. Ты подозрительно необычная. Ну, ничего, скоро расскажешь, кто тебя такую необычную обучал. И для чего — тут сестра права. Даже мне захотелось узнать: за каким таким делом Таа-Дайберы подсунули тебя Брусту? Ты ведь расскажешь?

Брусту? Кто такой Бруст? А! Это же имя императора. Выходит, Викрат тут не при чём — удивилась Руана. Верней, при чём, но с другого бока. Она что, с большого ума и всеобъемлющего самомнения вляпалась в какую-то интригу? Что-то назл выглядит чересчур довольным для примитивной мести.

А его голос проваливался мимо неё в какую-то яму. И становился всё тише, всё дальше. Последние слова и вовсе прошелестели нечто невразумительное. Перед тем, как она и сама рухнула в ту же яму.

Пробуждение было долгим и муторным. Ныряющим с горки просветления в пропасть очередного забвения. Её и тошнило. И глаза никак не открывались. Не хватало ещё желудок посадить — рачительно беспокоилась Руана, борясь с дурнотой. Где тут его лечить? Главное: чем? Помётом летучих мышей, смешанным с поганками и мышьяком? Нет уж, увольте! Жрите сами свою алхимию.

На лоб легла мокрая тряпка. В душе всколыхнулась робкая надежда: может, она дома? С Урпахой?

— Ты не переборщил с этой дрянью? — раздался где-то поблизости незнакомый мужской голос.

— Она сказала, что как раз. Для такой комплекции, как у этой.

Голос Радо-Яра — почти и не расстроилась Руана. Собственно, иного глупо и ожидать. У «этой»! Хамло! Нашёл «эту». Мало ей нервотрёпки, головной боли и нечеловеческих страданий гордости. Ещё и унижают! Она ему не «эта». Она аристократка и таария. Ничего, всё припомнится и зачтётся. Только бы выкрутиться.

— В себя пришла, — легко похлопали Руану по щеке.

— Веки дёрнулись, — согласился Радо-Яр и тут же возразил: — Но сознание могло и не вернуться. В полной мере.

— Думаешь?

— Знаю, — хмыкнул этот упырь. — Была бы в сознании, уже бы верещала.

— Почему?

— Потому что её обозвали «этой».

— И что?

— Я бы не назвал её «эта» всерьёз. Слишком умна и горда. Ты баб когда-нибудь пытал?

— Только убивал, — задумчиво проворчал незнакомый собеседник назла. — Так что без меня. Жаль, что на спину её не опрокинуть. Я бы попытался. Какая грудь, — одобрил этот пошляк. — А ноги?

Руане ещё больше поплохело: её что, раздели? Совсем? До последней нитки?

— Меня больше заводит её язычок, — не менее задумчиво признался Радо-Яр. — Никогда не думал, что с женщинами интересно, не только лёжа на их животе.

Руану посетило вполне уместное подозрение: может, они нарочно? О груди и ногах. Тем более о своих сексуальных фантазиях. Проверяют: в себе она или ещё в отключке? В таком случае, она ещё в отключке — любопытно же. Вдруг поверят, и выболтают что-то для неё полезное.

А пугать её возможным изнасилованием — пустой звук. Чай, не девственница. В том смысле, что была когда-то. Ничего, расслабится и потерпит. Лучше так, чем плетью по спине. Или как они тут пытают?

Абсолютно невовремя припомнился Тиль Уленшпигель — когда-то она прочитала эту сногсшибательную книгу запоем. Даже не он сам, а его мама…

Опять! Из неё лазутчица, как из пингвина гимнастка с обручем. Стоило вспомнить, как пытали маму Тиля, и Руану аж передёрнуло.

— Вот теперь она пришла в себя, — удовлетворённо констатировал Радо-Яр и велел: — Глаза открой.

— Не могу, — раздражённо прошипела страдалица пересохшим ртом. — Дай воды.