После этого распределили дежурство. Мужики еще раз тщательно обыскали немца, а я для прикола зачитала ему его права, типа «имеешь право хранить молчание, а мы имеем право руки-ноги тебе пообломать и сказать, что так и было». Когда я начала все это излагать, то и Леша, и старлей, посмотрели на меня очень удивленно. Я с важным видом объяснила, что делаю это в соответствии с положениями Женевской конвенции о военнопленных. Старлей не удержался и сказал, что немец наверняка меня не понял. На это я заявила, что это не мои проблемы, а немца, но если они настаивают. Я повторила все вышесказанное на английском. К моему удивлению немец понял и ответил, что молчать не будет, на что я пообещала ему хорошее обращение. Летчик с еще большим удивлением посмотрел на меня и как-то неуверенно сказал, что это вроде бы не немецкий. На это я заявила, что говорю на тех языках, которые знаю. После этого я, как старшая по званию, дискуссию прекратила, немца тщательно привязали к ближайшему дереву, и мужики улеглись спать, потому что первое дежурство было мое. В дороге я успела немного поспать, и пару часов просидела без особых проблем, после чего разбудила Лешу, а сама с удовольствием легла на пригодившийся парашют. Еще через четыре часа стало уже достаточно светло. Дежуривший последним старлей нас разбудил, и мы снова двинулись в путь. Парашют я решила не оставлять в лесу – столько хорошей материи и веревок, а в машине место есть. Через два часа мы уже были в штабе.
Вернулись мы, можно сказать, с триумфом. Летчик выпал в осадок, когда увидел, что нас вышел встретить сам командующий фронтом. Жуков посмотрел на всю нашу компанию, вздохнул, махнул рукой и вернулся к себе. Я вначале не поняла, почему народ стоит и пялится на нас, но потом сообразила. Это, наверное, первый пленный немец, которого они видят. Да еще летчик, да еще, судя по погонам, офицер. Сильно прихрамывающего пленного увели под присмотром майора из особого отдела, летчик пошел к дежурному звонить в свой полк, а я побежала с докладом.
– Здравия желаю, товарищ генерал армии. Пакет доставлен, товарищ Кузнецов все выполнит. На обратном пути стали свидетелями воздушного сражения. Решили оказать помощь нашему сбитому летчику, а когда увидели, что сбит и немец, то решили взять его живьем – вдруг пригодится.
– Опять у вас какие-то приключения. Доложите, как захватили пленного.
– Да как-то так. Я подползла, подождала, пока он расстреляет обойму, и стукнула его по голове.
– И все?
– Так точно, все. Да, еще из-за задержки с летчиком и пленным не успевали вернуться до темноты, поэтому переночевали в лесу, чтобы не заблудиться. При ночевке соблюдали меры светомаскировки.
– Хорошо, пленный нам сейчас не помешает. Совсем не помешает. Можете идти.
Я выскочила довольная, что в этот раз обошлось без криков и нравоучений. Правда, сейчас товарищу Жукову, наверное, просто не до того. Ведь не только Минск сдаем, но, судя по всему, скоро и сами двинемся на восток. Пока я додумывала эту мысль, ко мне подошел лейтенант из особого отдела.
– Товарищ лейтенант, товарищ майор просит вас зайти.
Раз просят, то почему бы и не зайти. В комнате майора сидел немец, рядом стоял Романов, напротив немца за столом сидел майор. А причем здесь Романов? Тут я сообразила, что он при штабе числится переводчиком, так что ему и карты в руки.
– Товарищ лейтенант, – обратился ко мне майор. – Вот гауптман фон Кетлер обещает ответить на все наши вопросы только после того, как поговорит с вами.
Ничего себе, заявочка! Что ему от меня надо? Ладно, послушаю. Я повернулась к Романову. Тот понял мой взгляд и обратился к немцу с какой-то фразой. Тот ответил. После этого Романов повернулся ко мне и сказал.
– Гауптман говорит, что не ожидал от русских такого гуманного отношения к пленным. Когда нашу армию разгромят и его освободят, он обещает, что так же будет относиться к русским пленным.
Вот гад! Попал в плен и хорохорится. Ну я ему сейчас сказану.
– Товарищ Романов. Переведите ему, пожалуйста, что на разгром нашей армии может не надеяться, и что войну мы закончим в Берлине. А для него война уже закончилась. И еще скажите, что, если бы я попала в плен, то меня сразу бы расстреляли, так как по поводу командиров из НКГБ есть специальная инструкция, подписанная Гиммлером.
Романов удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал и все перевел немцу. Тот несколько спал с лица, но все-таки что-то пробормотал в ответ.
– Он говорит, что это все СС. Что армия к этому не имеет никакого отношения.
– Армия может и не имеет, но приказы исполнять обязана. Ладно, если у этого гауптмана все, то я пойду.