«Попаданец» на престоле

— Быстрее, быстрее… — шептал Бенкендорф, подгоняя неприятельскую колонну. — Что же вы как неживые?

Англичане (шотландцы, точнее сказать, но все равно англичане) не торопились, осторожничали. Сопровождающий пехоту эскадрон кирасир проверял подозрительные места, и только после этого командир полка отдавал приказ ускорить шаг. Чтобы вновь остановиться, отсылая вперед разведку. Идиоты, они же провалятся в замаскированные окопы! Или остановятся в виду небольшой рощицы, что открылась сразу за небольшим пригорком?

Хлесткие пистолетные выстрелы снесли с седел двоих направившихся к деревьям кирасир. И следом…

— Руби их, братцы!

Гусары, любимцы дам, поэтов и придворных сплетен… Ну что бы вам не звенеть шпорами на балах, не сочинять пылкие романсы, не стреляться на дуэлях… и не соваться сломя голову под палаши тяжелой кавалерии.

— Денисов, давай! — Полковник привстал на колено, пытаясь докричаться до окопов.

Поздно… гусарский полуэскадрон уже смешался в рубке с английскими кирасирами, и начинать сейчас — значит обречь безумцев на верную гибель. Зачем вы это сделали, братцы, откуда вы взялись? Вот они один за другим падают с коней, не в силах прорваться к перестраивающимся из походных колонн в каре горцам. Безумцы… зачем вы здесь? Зачем вы это сделали?

— Простите, робяты… — Седоусый гвардеец, получив тычок в бок от своего командира, сильно дернул уходящий в землю шнур. — Простите…

В гуще неприятельской пехоты расцвели черно-серые цветы на огненных стеблях — взорвались закопанные на дороге фугасы, заполнив пространство визжащей каменной картечью. Время остановилось… и тут же побежало вновь с громадной скоростью. Еще летели в стороны смятые фигурки в красных мундирах и клетчатых килтах сорок второго полка, еще полковник Петерстоун с недоумением разглядывал расплывающееся на животе темное пятно, как грохот повторился. Сейчас сработали одноразовые деревянные пушки, какими когда-то пользовался Емелька Пугачев — выдолбленные дубовые бревна, стянутые железными обручами. Добровольцы при них не смогли одновременно поджечь запалы, и канонада растянулась на долгую минуту, напоминая сказочного Змея Горыныча, деловито и размеренно собирающего страшную жатву пламенными языками полусотни голов.

Отлетела сеть, укрывающая окопы, и звонкий голос скомандовал:

— Гренадеры, пошли!

Ну, пошли — громко сказано. Они никуда не ходили, только привстали и бросили гранаты с дымящимися фитилями. Двухфунтовые чугунные ядра описывали в воздухе дугу и взрывались с небольшой задержкой, позволяя гвардейцам спрятаться в укрытие от разлетающихся осколков.

— Определенно Товий Егорович договор с дьяволом заключил, — пробормотал Бенкендорф, когда свистящий кусок металла выбил из рук зрительную трубу. — Адское зелье.

Сотворенное главным императорским аптекарем господином Ловицем вещество требовало весьма осторожного обращения, иначе существовала возможность подорваться самому, но сегодня такой день, когда осторожность забыта, а благоразумие затаилось где-то в глубине души, стиснутое железной волей. День, в который брошенный на кон последний рубль становится на ребро.

Полковник поднялся, отбросив маскировочную накидку, и взял протянутый ординарцем толстый цилиндр из плотной вощеной бумаги. Направить вверх… дернуть за торчащий из донышка веревочный хвостик… С шипением ушла в небо красная ракета — оказывается, и от развлекательных игрушек бывает определенная польза.

— Выбирать цели самостоятельно!

Впрочем, мог и не кричать. Во-первых, все равно не слышно, а во-вторых, все гвардейцы знали свой маневр. Вражеского курьера, направлявшегося от Копорской губы, места высадки десанта, перехватили позавчера, а вчера весь день готовили позиции, подробно обсудив порядок и очередность действий. Непонятливых вроде бы не оказалось.

Две сотни винтовок, почти все наличествующее в дивизии количество, ударили в образовавшуюся свалку со всех сторон. Удивительно, но и под губительным огнем противник не думал сдаваться — избиваемый, но еще грозный полк шотландских горцев огрызался редкими выстрелами, офицеры неоднократно бросали людей в безнадежные атаки, захлебывающиеся, едва начавшись.

— Ибическа сила, мать их… — Александр Христофорович царапнул рукой по дну опустевшей патронной сумки. — Тимоха, не спи, сучий потрох! Заряды!

Не услышав ответа, оглянулся — денщик лежал, уткнувшись лицом в траву, все еще сжимая дымящуюся винтовку. И мухи, безразличные к войне каких-то там людишек, уже примеривались к раздробленному прошедшей навылет пулей затылку.

— В штыки их, братцы! — вскочил на ноги совсем молоденький подпоручик. В глазах горело возбуждение азартом боя и читались мечты о героическом захвате в плен вражеского знамени. — В штыки!

— Стоять, бараны! — Полковник рывком преодолел разделявший их десяток шагов и ударом в челюсть сбил юного героя на землю. — Расстреляю уродов!