Рассказала, как дождавшись темноты, раздобыла армейский пулемет и отправилась на стену – туда, где предстояло держать оборону ее подругам. Как ее попытались отправить в безопасное место, словно она не будущая правительница великого герцогства, а хрупкий мужчина. Но потом смирились с ее присутствием, выделили ей участок обороны, провели инструктаж.
– Было страшно, – призналась Мая. – Темно. Холодно. Моросил дождь. Он заглушал звуки. И потому казалось, что имперки подобрались к нам совсем близко. Вот-вот появятся из темноты и полезут на стену. Все девчонки стояли бледные. Широко раскрытыми глазами смотрели за стену. Но мы то и дело пытались показать друг другу, что не боимся. Даже изображали веселье!
Но в полночь, когда истек срок ультиматума императрицы, на стене прекратилось даже показное веселье. Женщины сжимали в руках пулеметы. Ждали нападения. И понимали, что стена очень длинная, цепь защитниц на ней жидкая, врагов слишком много – настоящих воительниц, а не ополченок.
А потом по стене разнеслась весть о том, что имперские диверсантки захватили Машину.
– Утром я узнала, что это были наемницы, – сказала Мая. – Им заплатили за то, чтобы они проникли в помещения с Машиной и обороняли их до подхода войск Империи. Не позволили нам уничтожить Машину: должно быть, имперки лелеяли надежду перевезти ту к себе в столицу, разобраться в ее устройстве.
«Вот и задание для наемниц. Не ворота», – сказал я.
«Молчи. Слушай».
Наемницы перебили ослабленную охрану (часть стражниц Сорока отправила на стены), ворвались в машинный зал.
Но Первая предвидела, что такое может случиться. И позаботилась о том, чтобы ее творение не попало в чужие руки. В зале сработала защита от чужаков.
В Машине что-то загорелось. Та прекратила работу.
– Бабушка все еще пытается ее запустить, – сказала Мая. – Безуспешно. Думаю, у нее и не получится. Весь город уже судачит о том, что Машина сломалась навсегда. Пытаются понять, как мы будем жить дальше.
«В дневниках есть упоминания об этой защите, – сказал Ордош. – Расплавился блок управления. Ерунда».
– А знаешь, Нарцисс, я даже рада, что Машина сломалась. Серьезно. Понимаю, что рассуждаю, как эгоистка, но я довольна, что случилось это именно сейчас, сегодня. Правда! Ведь такое все равно произошло бы, пусть и через пару десятков лет. Но тогда бы я осталась один на один с этой проблемой. Ни бабушки, ни мамы уже не было бы рядом. И подданные винили бы в поломке Машины меня, а не имперок. А так… возможно никто и не узнает, что я хоть и Волчица, но не наследница Первой.
Карета остановилась.
Мая выглянула в окно. Сказала:
– Приехали. Выходим.
Продолжая сжимать мою руку, она вытащила меня из кареты.
– Иди за мной.
Повела меня к сторожевой башне.
Маю здесь знали – в башню нас пропустили.
Вслед за женой я зашагал по узкой винтовой лестнице. Скудное освещение едва позволяло видеть под ногами ступени. Пахло мокрым камнем.
– Зачем мы туда идем?
– Сейчас узнаешь, – сказала Мая.
И продолжила рассказ.
Не успела она прийти в себя от известий о нападении на Машину, как со стороны имперок раздались сигналы к построению. Враги даже не пытались скрыть свои намерения. За них это делала ночь. И тучи, которые затянули небо, спрятав звезды.
– Никогда не считала себя трусихой, – сказала Мая, – но от мысли, что имперки вот-вот полезут на стену, их будет много (справа и слева от себя я видела только нескольких девчонок, таких же бледных и напряженных, как и я), и все они будут пытаться меня убить, стало очень страшно. Даже промелькнула мыслишка о том, что зря я не послушала маму и не осталась во дворце (только никому не говори!). Я то целилась в пустоту, когда казалось, что заметила там движение, то полировала ладонью рукоять шпаги. И жалела, что не взяла с собой на стену ни капли полуспирта – мне бы он не помешал, успокоил бы нервы.
Мая толкнула толстую обитую железом деревянную дверь.
Мы вышли на стену.
Мне сперва показалось, что мы попали в тоннель: выложенный сырыми досками пол, вверху – деревянный навес. Солнечный свет лился лишь сбоку: проникал сюда со стороны города и между каменными зубцами.
Мая дернула меня за руку, привлекая внимание.
– Я стояла вон там, около той трещины. Видишь? Пялилась в темноту, пыталась унять дрожь в коленках. И напоминала себе о том, что я Волчица, потомок Волчицы Великой, а не робкая горожанка; что должна вести себя как воительница, а не как сопливая девчонка! А потом у меня разболелась рука. Тогда я подумала, что чем-то ее проткнула – напоролась на что-то в темноте. Или обожглась, хотя не смогла понять чем. Рассмотрела ожог только утром. И только тогда поняла, что именно появилось у меня на руке. Дай-ка свою!
Мая подняла мою руку, закатила на ней рукав.
– Так и знала! – сказала она. – Какая прелесть! У тебя такая же метка!
– И тоже появилась сегодня ночью, – сказал я. – Не отвлекайся. Так что случилось потом?
– Потом? Потом они закричали.
– Кто закричал?
– Имперки.
– Пошли на штурм?
– Я тоже сперва так подумала. Но когда справилась с паникой, поняла, что атакующие так не кричат. Так вопят от боли и ужаса те, кого убивают!