Попаданец 2.0

Рыцарь так увлёкся, что совсем выпал из реальности. Он очень удивился, когда через какое-то время керамические кусочки из разбившейся вдребезги чаши с сияющими на них камнями наконец-то закончились. Он сел на поджарый зад, рассматривая своё сокровище, лежащее в подрагивающих ладонях. Зрелище это было настолько прекрасно, что Амадеуша совершенно не смущала льющаяся из пальца кровь, что попадая на драгоценные камни, словно бы впитывалась в них, придавая рубинам всё более благородный алый цвет и какую-то глубину.

Словно завороженный он вглядывался в их грани, а затем очнулся и суетливо принялся запихивать свалившееся на него богатство в поясной кошель и только после этого огляделся, как будто не понимая, где находится, и посмотрел на свою руку. Ранка на пальце зажила. Её покрывала нежная молодая кожа, да и странная радужная жижа куда-то исчезла. Похоже, что она успела высохнуть за то время, пока он выковыривал камни. Да, собственно, какая разница.

Кравчик опёрся рукой на одну из поддерживающих свод колонн и тяжело встал. Уже оказавшись на ногах, он почувствовал, что его ладонь, ещё секунду назад прикасавшаяся к прохладному мрамору, сжимает воздух, а затем и увидел, как ничем не закреплённый столб медленно заваливается набок.

* * *

– Ты где был! – накинулся я на рыцаря, стоило ему только появиться в нашем импровизированном лагере.

Пропажу мы обнаружили где-то с полчаса назад, и я грешным делом подумывал, что утащил кто-то нашего рыцарёнка, и более мы его не увидим. Не скажу, что я особо переживал, но с другой стороны, этот Амадеуш всё-таки хоть бесполезный, но член нашей группы. И то, что «отряд не заметил потери бойца», я воспринял достаточно болезненно и, естественно, записал на свой счёт. Как жирнющий минус для командира, которым я де-факто являлся для своих спутников. Денисыч, например, никогда бы не позволил себе подобной оплошности.

Кстати, я давно уже заметил полонизмы в его имени и фамилии. Да и сам он прекрасно вписывался в образ этакого, слабо дружащего с головой, норовистого, ясновельможного пана. Насколько я понял из обрывочных разговоров, он, как и Лех, был выходцем из Королевства Вольных Баронств, чуть севернее этих мест, где и были распространены польские имена.

Бруно, как и его покойный господин Жако де’Жеро, родом из Синего Герцогства, расположенного где-то на юго-востоке королевства. У них были франкские имена, в то время как весь центр Серентии, в том числе и столица Селун, носили явно латинские названия.

Более того, я с удивлением узнал, что Саши, Маши, Коли, Пети и прочие Кати да Дуни – то бишь вполне привычные для меня короткие греческие и еврейские славянизмы, как, впрочем, и другие имена отечественного разлива, носили в таинственном Чёрном Герцогстве. Причём не кто-нибудь, а местные горцы, считавшиеся в королевстве народом тёмным и диким. К тому же эти товарищи, среди которых встречались и мои тёзки, жили в полной изоляции, а в последнее время так и вовсе опустили на свои земли настоящий железный занавес, ограничив общение со всеми остальными землями одним-единственным пограничным городом.

Источником подобной информации, как ни странно, стал не всезнающий Гуэнь, дитя китайско-французско-эльфийского противоестественного союза, а Мари. Баронесса хоть и была девушкой парниковой, да и из замка своего вылезала, дай бог, раза три в жизни, по местным меркам была довольно образованной и начитанной. Вообще в этой стране было принято отдавать таких вот баронессок на обучение в чужие аристократические семьи. Особенно в ситуации, когда маленькую девочку приходилось растить вдовцу, да к тому же старому вояке.

После смерти жены, быстро зачахшей в тени Коттай Дунсона, пятидесятилетний ветеран уже под конец своей жизни получивший в своё владение столь странный баронский надел, так и не смог найти себе новую партию. В отличие от коллег по цеху, у де’Жеро не было ничего, ни городов, ни даже захудалых деревень – только пара пустынных гор, буквально забитых троллями и прочими сомнительными подданными, полностью исключающими нормальное существование с людьми, узкая полоска тракта сквозь скалы, пятачок со свалкой блокового камня и собственно сам замок. Невыгодная партия для любой мало-мальски уважающей себя дамы, да ещё и к тому же с нищей и голодной вотчиной.

Не в силах на много лет расстаться с любимой дочкой, старик выписал ей из столицы герцогства учителя, затем ещё одного, и ещё. Девочка росла практически в спартанских условиях, мечтала о столичных балах, ничего не зная о жизни вне замка, и хранила в своей головке кучу зачастую бесполезных академических знаний. В общем, в её случае – «ученье» явно было не совсем тем «светом», о котором говорилось в пословице.

– Где! Ты! был! – повторил я с угрозой, медленно приближаясь к нахмурившемуся рыцарю.

– Не твоё дело, смерд! – как-то неуверенно ответил Кравчик, с вызовом глядя на меня.