Поп

Трогательно было видеть, как после совершения таинства новые Христовы воины рассматривали у себя на груди крестики. Многим великовато оказалось нижнее бельё, но и за него благодарили, смущенно принимая от батюшки благословение.

— Ну вот, — говорил отец Александр, — теперь вы полноценные бойцы моего войска.

В довершение всего сам комендант лагеря майор Шмутц пожаловал в храм. Для разговора с ним батюшка кликнул Алевтину Андреевну, и та перевела, что комендант доволен заботливым отношением священника к пленным соотечественникам и разрешает два раза в неделю привозить в лагерь обеды, о чём отец Александр доселе не раз просил.

59

Когда начали собирать продукты для этих обедов, появился новый помощник — тот самый учитель математики, геометрии и физики Комаринский, который однажды сопровождал батюшку во Псков. Теперь он стал посещать храм и признался отцу Александру:

— А знаете, как получилось моё воцерковление? Я сам дошёл. А если бы вы мне тогда стали доказывать, пропагандировать… Я бы, может, ещё очень не скоро добрёл. Спасибо вам, батюшка.

Он готовился к открытию школы первого сентября и полностью поддерживал отца Александра в том, что нужно ввести новый предмет — закон Божий. Даже обещал помощь в ведении этого предмета.

Обеды удалось наладить.

— Наша организация будет называться «Русский Красный крест», — говорил батюшка.

Два раза в неделю в Сырую низину приезжала подвода с двумя большими флягами супа — борща или горохового.

За весь август в лагере не умерло ни одного человека.

60

Жизнь перепутывала радости и огорчения.

Эстонцы, которых заметно поубавилось в боях с партизанами, в один прекрасный день покинули село Закаты: их отправили куда-то ещё, говорили, что на фронт — дырки затыкать.

Не успели вздохнуть свободно, радио объявило о том, что германская армия овладела Сталинградом и перерезала волжскую артерию. Наступление шло по всему югу и уже докатилось до гор Кавказа.

А в Знаменском, лежащем километрах в тридцати к востоку от Закатов, партизаны убили священника, отца Владимира.

Батюшке Александру отец Владимир не нравился. Он был заносчив, но это ещё куда ни шло, а вот зачем он так некрасиво произносил «Господу помолимся»? Почему-то отцу Владимиру казалось, что ударение надо ставить на последний слог, и получалось так:

— Господу памалимся-а-а!

Отец Александр однажды ему сделал замечание, когда гостил в Знаменском, на что тот дерзко ответил:

— Так в старину произносили.

И с чего он это взял? Непонятно…

Но теперь отец Владимир оказался мучеником за веру. Говорили, что прежде, чем его убить, партизаны вырезали кресты по всему его телу, и лишь потом прикончили ударом штыка в грудь.

Когда отца Владимира обнаружили, наперсный крест лежал у него во рту. «Неужели это он так зверствует?» — с печалью думал отец Александр о Луготинцеве.

Вскоре после этого убийства вместо эстонцев в село прибыл батальон кавказцев. Лихие абреки куда с большим усердием взялись за дело: прочёсывать окрестные леса да выкуривать оттуда партизан!

61

Тогда же, в канун Успения, в доме отца Александра появились Витя и Людочка. Произошло сие так: отец Александр сидел на террасе и зачем-то вычислял по глобусу с помощью линейки, каково расстояние от Закатов до Иерусалима. Вдруг он услышал дерзкий мальчишечий голос:

— Эй, мужик! Дай землю покрутить!

Отец Александр не сразу понял.

— Слышь, мужик, дай землю покрутить!

Тут он встал и подошёл к перилам террасы. Увидел лохматого мальчика в плохоньких одежонках.

— Какую землю? — спросил батюшка.

— Да вон у тебя! Которую ты линейкой мерял!

— А, глобус… — понял наконец священник.

Тут из кустов выскочила ещё и девочка:

— Не давайте ему землю крутить, лучше дайте нам чего-нибудь покушать!

— Откуда же вы такие?

Оборванные, исхудалые дети. Ему лет четырнадцать, ей лет восемь. В глазах — голодная тоска. Девочка одета в матросскую блузу, заношенную дочерна. Это особенно сразу тронуло сердце батюшки. Лицо у девочки взрослое, а одежда — ребёночная.

— Из Ленинграда мы, беженцы.

— А родители? Родственники?

— Родителей нет. Папу расстреляли перед самой войной за какой-то уклон, — рассказывал мальчик. — Мама в ссылке, писем нет. Мы жили с дедушкой и бабушкой под Ленинградом. Но они умерли от голода. А других родственников… мы не знаем, где они есть.

— А как вас величать?

— Величать — это что?

— Как зовут вас?

— Я — Витя.

— А я — Людочка.

— А лет вам сколько?

— Мне тринадцать, — сказал мальчик.

— А мне шесть, — сказала девочка.

— А фамилия?

— Попадьины.

— Это хорошо. Перед матушкой будет козырь. А куда ж идёте-то?

— Туда, где больше хлеба. На юг.

— Считайте, что пришли, мои дорогие. Заходите, сейчас мы вас обедом накормим. Аля! У нас радость великая! Пополнение в семействе!

Так матушку постиг новый удар со стороны батюшкиного великодушия. Поставив детям большую миску постных по случаю Успенского поста щей и дав по куску хлеба, она отвела мужа в соседнюю комнату:

— Смилуйся, отец Александр! Этих-то куда? Чем кормить будем всю ораву?