Поп

— Это конечно, я тоже хочу, чтоб всем было легче, сказал батюшка. — Но посудите сами, Михаил Сергеевич, Наум Захарович, как же я буду врать о себе! Ведь я только и молился об избавлении Русской земли от проклятого врага. Звал святого благоверного князя Александра Невского, который бил немцев неподалёку отсюда на льду Чудского озера. Умолял его оказать помощь русскому оружию. И в Сырую низину, где был лагерь наших военнопленных, я честно отвозил продовольствие и предметы одежды. Половина их доставалась узникам, а половину и впрямь забирали себе немцы. Это не потому, что я хотел этого. Я помогал нашим. Михаил Сергеевич, опросите других свидетелей. Я ведь чувствую, что против меня у вас уже нет людей. Найдите партизана Алексея Луготинцева. Будучи раненым, он прятался у меня в храме, под малым куполом, пока не выздоровел. Найдите бывшего узника Сырой низины Ивана Ивановича Иванчёнка. Он тоже у меня прятался после ликвидации концлагеря...

В этот миг зашедший за спину к батюшке Наум Захарович нанёс ему удар рукояткой пистолета по голове. Отец Александр упал. Его стали избивать ногами. Потом подняли и вновь усадили на стул. Кровь лилась с затылка по спине. Сознание мутилось.

— Подписывай, гнида поповская!

— Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят. Ничего подписывать не буду. Можете хоть убить.

— А ведь имеет, вредный поп, дар психологического воздействия! Начнёт врать, так заслушаешься.

Тем временем возле храма собрались прихожане, требуя, чтобы и у них были взяты свидетельские показания. Михаил Сергеевич вышел к ним и сказал:

— Не волнуйтесь, граждане, каждого выслушаем. Только должен быть порядок. Расходитесь все по домам и ждите повестки. Так полагается. Порядок!

Все попята тоже толклись вокруг дома, где их покровитель принимал муки. Леночка осмелилась подойти к Михаилу Сергеевичу и сказала ему:

— Отпустите нашего батюшку.

— Не положено, — буркнул тот, прикуривая.

— Ну пожалуйста!

— Идите, идите!

Тут Леночка стала обнажать руку до локтя:

— Если хотите, возьмите у меня кровь.

— Ещё чего! — возмутился Михаил Сергеевич. — Зачем же нам твоя кровь?

— Ну пожалуйста! — заплакала Леночка. Её охватило отчаяние, и она закричала: — Всю мою кровь возьмите!

— И мою, — сказал Виталий.

— И мою, — сказал Коля.

— И мою, и мою, и мою, и мою, — стали обнажать руки по локоть Саша, Миша, Витя и Людочка.

— Ну что же вы! Возьмите нашу кровь! — воскликнула Ева.

Михаил Сергеевич совсем растерялся и грозно прорычал:

— А ну кыш отсюда! Идите все домой. Ничего с вашим отцом не будет. Завтра по повестке вызовем остальных жителей, допросим и, если ничего такого, выпустим священника.

Люди ещё какое-то время возбуждённо толклись, но постепенно стали расходиться:

— Может, и впрямь по повестке?..

— Жди от них порядка, как же!..

Последними, замёрзнув, уходили попята.

— Может, не наврал этот, и его завтра отпустят? — предположила Ева. — Ведь он никому зла не причинял.

Ночью отца Александра тайком увезли из села Закаты.

Люди, придя утром к храму, в котором он накануне содержался, поняли, что были жестоко обмануты. Теперь им оставалось только одно — сохранить приёмных детей отца Александра, у которых отныне попечительницей становилась старшая, Ева Александровна Ионина.

123.

В середине апреля Розенберг явился в ставку Гитлера.

— Он играет с Блонди, — сообщил ему камердинер Линге. — В последнее время только занятия с любимой овчаркой успокаивают его. Вы можете пройти, но прошу вас, начинайте разговор о делах только после того, как он наиграется.

Розенберг вошёл в зал и некоторое время со стороны наблюдал, как Гитлер бросает собаке мяч, а Блонди весьма ловко хватает его и несёт в передних лапах, передвигаясь только на задних.

— Зайчик мой! Зайчик! Зайчик! — обнимал и целовал собаку фюрер германской нации.

Блонди ещё несколько раз повторила фокус, вызывавший неизменный восторг у Гитлера. Наконец, фюрер соизволил заметить Розенберга, нахмурился и подошёл к нему.

— У вас есть десять минут для доклада, Альфред, — сказал он. — Через десять минут я собираюсь кормить Блонди.