— Да ведь все должно в меру быть. А ты не спорь — когда куры чересчур несутся или когда грибов слишком много в лесу — всегда к войне. И не нравится мне, что Моисей пришел. Иди, тебя просят позвать.
2.
На крыльце у отца Александра состоялась беседа с Моисеем:
— Помоги, батечка, — говорил Моисей. — Не унимается она. Мы и так, и этак ее уговаривали, а она все талмуды чтит. Стала вовсе невозмутимая. И такие страшные слова говорит: «затхлая атмосфера», «беспросветность». Это про веру своих предков!
— Чем же я помогу тебе, милый человек?
— Э! кто не знает отца Александра! Все знают вас, как вы имеете силу проповеди. Говорят, очень ужасная сила.
— Так ведь я о Христе проповедую, за Христа, а ты, добрый человек, как я понимаю, просишь иное — чтобы я твою дочь от Христа отваживал.
— Ой, Боже, ну что вам стоит! Одного отвадите, а за это сто человек еще привадите. Посуди сам, батечка, у тебя четверо сыновей, все взрослые, двое в Москве, один в Ленинграде, тоже, я скажу, неплохо, а один аж в самом у Севастополе. И никто не против, живите в свое удовольствие. А у мене же ж пятеро дочерей и только одна в замужах. Если же Хавочка свершит свои нелепые мечты и переместится в вашего Бога, то кто ее возьмет в замуж? Наши не возьмут, потому что она наша. Ой вэй, горе ж мне! На колени встану, помоги!
— Ах ты, оказия какая, — сокрушенно пробормотал отец Александр, теребя свою красивую бороду, светло-русую, украшенную благородными седыми опушками.
Дочь Моисея стояла поодаль возле кладбищенской ограды, издалека — очень даже русская девушка среди русского пейзажа с погостом и церковью, березами и осинами. Увидев в священнике замешательство, Моисей кликнул ее:
— Что же ты там стоишь, Хава! Иди, батечка поговорит с тобой.
— Не надо, лучше я к ней подойду, — отстранил отец Александр Моисея и добавил: — С глазу на глаз.
Он подошел к Хаве и бодро начал с ней беседу, уговаривая:
— Ты должна осознавать, дева, что сей поступок может быть самым важным в твоей жизни.
— Я осознаю, батюшка, — хлопала она в ответ длинными и пушистыми ресницами.
— До конца ли? ведь только подумай, какое горе ты принесешь родителям и сестрам своим, отрекаясь от их веры и принимая лучезарный свет Православия!
— Но ведь и сказано в писании, что оставь родителей своих и приди ко Христу, и что помеха ближние человеку.
— Это сказано, я не спорю. Но учти, что Православие накладывает на человека величайший груз ответственности. Сейчас, в вере народа своего, ты ответственна только за ближних, и за дальних. Так только за своих единоплеменников, а так — за все народа мира. Осознаешь ли?
— Да, батюшка. Я сознательно хочу принять веру в Христа, и ничто меня не остановит!
Моисей послушно стоял у крыльца и вглядывался в фигуры дочери и священника, пытаясь понять, куда склоняются чаши весов. Отец Александр продолжал беседовать с девушкой, и так и сяк уговаривая ее основательно все взвесить. Он совершал такие жесты, что со стороны можно было подумать, будто он гонит от себя девушку. Наконец, та даже перестала с ним спорить, покорно выслушивая.
— Господь простит тебя, если ты останешься при своих и будешь доброй, нежной матерью, ласковою женой, честной соседкой, если никому не причинишь зла в своей жизни. Господь простит, что ты будешь тайной христианкою. Но если ты примешь таинство крещения и будешь худой христианкою, тебе уж не будет прощения. Иной и у нас думает: «Я крещеный, стало быть, уже спасенный», а оно далеко не так. Крепко задумайся над моими словами и не спеши. Обещаешь еще раз все взвесить?
Девушка долго молчала, потом устало произнесла:
— Теперь обещаю. Подумаю. Может, оно и верно...
И так она это сказала, что отец Александр вдруг испугался силы своей же проповеди и с лукавой улыбкой добавил:
— Ну а уж коли не передумаешь, я лично тебя и окрещу. Хава это ведь Ева по-нашему? Будешь Евой, в честь прародительницы рода человеческого.
Она подняла ресницы и вмиг все поняла, засияла радостной улыбкой.
— Ну, иди к папаше своему, — сказал священник и добавил громко, для Моисея: — Крепко подумай, дева!
3.
В ту же ночь она ему приснилась. Увидев отец Александр во сне, будто эта дочь Моисея сидит в лучах солнца на подоконнике и говорит:
— Ты думал, я муха? А я не просто муха. Я — война.
4.
На другой день было воскресенье, чудесное солнечное утро, пели петухи, мычали коровы, блеяли овцы и козы, звенели ведра, раздавались бодрые голоса, у отца Александра было особо хорошее настроение. По пути в храм он заметил приехавшего на побывку солдата:
— О! Раб Божий Кирилл воин на побывку прибыл. Добро пожаловать в храм!
— Вот еще! Я только на кладбище. К отцу на могилу...
— И напрасно! Нынче день всех святых. А также и твой праздник. Двух Кириллов — Кирилла Александрийского и Кирилла Белоезерского.
— У вас, попов, каждый день праздники, — засмеялся Кирюха и поспешил на погост.
— Эх! Кирюха-горюха! — покачал головой священник и вошел в храм.