Поп

— Петька! Друг! — рыдал Лёшка над трупом товарища, с которым когда-то и дрался, и мирился, а в последнее время воевал в одном строю против общего врага. — Хочешь, дай мне в рыло, только не умирай.

— Да чо не умирай, если его наповал, вона, — сказал Лёшке другой боец, Игорь Горелов.

После этого Лёшка уже без жалости подошёл к Таисье, но когда приблизился и посмотрел на убитую им женщину, в душе его зашевелилось, он нагнулся, закрыл Медведевой глаза и испуганно пробормотал:

— За Петьку, за Серёгу... За Машу...

20.

— Ох, Таечка, Таечка! Кто ж тебя так, сердце ты моё! — причитал отец Александр, когда убитую привезли в Закаты.

Глеб Медведев стал вдовцом, сам о том не ведая — ещё в прошлом году арестовали его за антисоветскую агитацию и отправили в далёкие края, где он и по сей день обретался. Двое ребятишек, Миша и Саша, остались сиротами. В церкви они недоумённо смотрели на маму, лежащую в гробу, воск капал с их свечек, которые они держали криво в своих жалких пальчиках.

— Упокой, Господи, душу усопшей рабы Твоея Таисии, — задыхаясь от горя, отпевал покойницу отец Александр.

После похорон он привёл Сашу и Мишу к себе и сказал матушке Алевтине:

— Дом у нас, слава Богу, большой. Прихожане еду приносят. А у детишек этих никого не осталось. Обоих дедов в тридцатые годы покосило советской властью, одна бабка умерла, а другая на ладан дышит. Пусть у нас живут. Главное дело, ведь — Миша и Саша, у нас сыновей с такими именами ещё не было, а я давно хотел Михаила Александровича и Сан Саныча.

Матушка Алевтина приняла решение мужа как должное. Мальчики-то какие хорошенькие, лопоухие и жалобные!

— Деточки мои! — вздыхала она, прижимая к себе сирот.

21.

Но когда появилась Ева, это Алевтине Андреевне не понравилось.

Крещенная отцом Александром дочь Моисея пришла в Закаты в первых числах ноября, бледная, голодная.

— Батюшки, Муха! — всплеснул руками отец Александр. — Откуда ты, небесное созданье?

Войдя в дом, он оставил Еву в прихожей, а сам отправился объясняться с матушкой:

— Аля, там это... — молвил отец Александр матушке, вернувшейся из хлева с крынкой свеженадоенного козьего молока. — Еврейчушка моя притекла к нам.

— Какая еще еврейчушка? — сразу насторожилась матушка.

— Ева. Бывшая Хава. Дочь Моисея Сускина. Которую я в Тихом еще окрестил, помнишь?

— И что же?

— Дрожит вся, голодная, холодная. Всех ее близких загребли фашисты, она одна чудом спаслась. Недаром приняла святое крещение! Господь спас ее.

— Та-ак... — сердито промолвила матушка. — И что ты хочешь сказать? Что дом у нас, слава Богу, большой?

Но увидев Еву, сидящую между Сашей и Мишей, она сразу с тоской поняла, что выгнать еврейку у нее не хватит духу. Ева смотрела на нее огромными глазами, в которых сквозила скорбь.

— Ну, здравствуй, дщерь иерусалимская, — сказала матушка.

— Здравствуйте.

— И что же ты? Какими судьбами?

— Не гоните меня. Там... Всех угнали. Всех. Отца, мать, братьев, сестёр... Говорили, что увозят евреев, где им будет лучше, но мы ж знаем, что увозят на погибель. Я одна убежала. Мне люди показывали, как идти. Вот я и добралась...

— Откуда ж ты проведала, где мы?

— Не гневи Бога, матушка, в Тихом же все знали, куда мы уехали, — вмешался отец Александр.

— Я понимаю, куда ты клонишь, — сердито произнесла Алевтина Андреевна.

— А ты предлагаешь выгнать её? Или, того проще — выдать?! — грозно воскликнул отец Александр.

— Конечно, я такая! — Матушка ещё раз недовольно оглядела Еву и сказала ей: — Ну что глазищами лупаешь? Садись, кормить тебя буду. Нам эта змеиная тонина ни к чему2.

22.

Храм в Закатах стремительно восстанавливался. Вот уже и купола перекрасили.

Среди вещей, брошенных в бывшем клубе, отец Александр нашёл глобус мира, принёс его в дом, поставил на видное место, Россией к зрителю. На куполах воздвигли настоящие кресты. Церковь обрела достойный вид, и теперь даже трудно было представить себе, что совсем недавно она являла собой неказистый «красный» сельский клуб.

Когда-то на колокольне храма висел огромный колокол. Нынче отцу Александру удалось раздобыть лишь два маленьких. Но эти маленькие оказались столь удаленькими! Звонили резво, голосисто, так что далеко слыхать!

Осмелев, отец Александр начал наведываться в соседние места, где тоже имелись небольшие запущенные храмы. Потихоньку и там восстанавливал жизнь. После гибели Таисии он в одиночку ездить опасался и чаще старался попасть куда-либо в сопровождении немцев, если они туда направлялись.

Но порой, бывало, и один шастал. В таких случаях утешал себя следующим разговором с Богом:

— Пошли, Господи, либо благополучного исхода, либо счастливой мученической кончины во имя Твое!

Радостной неожиданностью для него стало, что число прихожан, желавших посещать храм, оказалось велико — это указывало на стремление людей вернуться к естественному совместному существованию с Творцом. Только за первые два месяца крестилось человек тридцать и пять пар обвенчались. Однажды пришлось в один день аж три пары венчать! Помнится, тогда, выйдя из храма усталый и счастливый, отец Александр упрекнул стоящих поодаль смешливых девушек: