— Да, — подтвердил Рогов. — Тут ни отнять, ни прибавить! Это ж надо, начать с пары невинных абзацев о том, что кто-то «вошел на сайт статистических исследований, отыскал Россию и долго тупо рассматривал колонки цифр. На душе все тяжелее и тяжелее, в конце концов ощутил такую горечь, словно пожевал полыни. Последняя перепись пятнадцать лет назад, русских в России насчитывалось восемьдесят два процента, а сейчас только шестьдесят три. В прошлый раз на втором месте были татары, на третьем — украинцы, на четвертом чуваши… и так далее. Замыкали список китайцы, их было пять тысяч человек. Сейчас — девять миллионов. То есть уже на третьем месте, чуть-чуть пропустив вперед татар с их десятью миллионами. Судя по прогнозам, к следующей переписи, если все будет продолжаться такими же темпами, численность китайцев в России достигнет сорока миллионов. Сейчас мигрируют в Россию по миллиону в год, потом миграция усилится. То есть через пятнадцать лет каждый второй русский… можно ли его называть русским?… будет китайцем. Ах да, придумано подлое и очень политкорректное слово «россиянин»! Так вот, каждый второй россиянин, или попросту — житель России, будет китайцем.» Сразу возникает мысль, что присоединиться к белым людям как-то логичнее, они ближе. Ведь что ни говори про равенство и братство, в глубине любого из нас сидит тот самый, из пещеры, недолюбливающий чужих и иначе выглядящих.
— Шовинист и ксенофоб, проще говоря, — уточнил Стивен.
Выслушивая комплименты, патриарх довольно улыбался. Потом заметил:
— Это было самым сложным — начать. Дальше логическая цепочка разматывается просто ти быстро. Кто-то помнит, как?
— Помним, — отозвался Рогов. — Дальше было о климате. Примерно так:
«В России, — продолжал он с энтузиазмом, — на восьмидесяти процентах территории плюсовая температура удерживается чуть больше двух месяцев! Понятно, что из-за климата у нас во много раз больше тратится топлива, а сколько на одежду, обувь, шапки, которых в странах Европы вообще не знают? Стены приходится строить толще, дороги ремонтировать чаще, замерзающая на асфальте вода быстро все рушит. Я уж молчу, что сельское хозяйство неконкурентно из-за короткого лета.
Он посмотрел на меня в поисках поддержки, я обронил:
— Да, хреново.
— Вот-вот. Потому наши отрасли хозяйства неконкурентоспособны! Во слово какое длинное, но выговорил! Надо бы гнать иностранные слова, а то язык сломаешь… Неконкурентны… тьфу!.. тем, кто в Австралии, Южной Америке, молчу про Юго-Восточную Азию. Капитал туда убегает даже из России! На беду, квалифицированная… тьфу, еще одно чужое слово! Нет чтобы сказать просто «чернорабочие»… так вот эта белая рабочая сила тоже бежит из России, как крысы с тонущего корабля. А чернущщая… ну, в том же Китае хватает и чернорабочих. Все равно будет дешевле там.
Я кивнул, соглашаясь, убегание капиталов из России началось еще в начале девятнадцатого века, когда начали строить железные дороги и подключились к международной сети банков. Вывоз капиталов уже тогда достиг катастрофических размеров, не хватило средств на перевооружение армии и флота, а это привело Россию к поражению в Крымской, а затем в Русско-японской войне.
— Что-то слишком уж мрачно, — заметил я. — Как же другие на Западе живут?
— Да так и живут, — ответил он, погромыхивая голосом. — Возьми Канаду. Рядом богатейшие Штаты, Канада должна просто цвести, ведь соседи запросто могут вкладывать миллиарды и осваивать эту территорию… Ни хрена!.. В Канаде ненамного холоднее, чем на юге Украины, однако там пусто, как на Луне. Меньше, чем ноль и две десятых на квадратный километр! Это пустыня. Настоящая пустыня.
Он умолк на миг, но я и сам видел, к чему клонит. В перспективе Россия в ближайшие десять-пятнадцать лет превратится в безлюдное, заросшее лесом пространство, в какое превратилась Канада. Да, наиболее квалифицированная часть русских спешно покидает Россию, а остальные, лишившись естественных вожаков, спиваются, опускают руки. Сами по себе ничего не стоят, им обязательно нужны рядом сильные, умелые, на которых надо равняться».
И, чтобы впечатление от сказанного было сильнее, вы обронили, что, дескать, рады были бы оказаться неправым, но вот какое дело, выкладки все проверялись, и в конце неизменно оказывался тупик. Такое действительно производит на читателя сильнейшее впечатление.
— Потом Юрий Алексеевич говорил о проблеме выбора между Востоком и Западом, о тотальной творческой импотенции Востока, о том, что предлагаемые его оппонентами пути уточичны, ибо нет времени… — продолжил Гера. — И должен, сказать, он был крайне убедителен.
— Тем более, что правота товарища Факельного — бесспорна, — констатировал Виктор. — И это еще при том, что Юрий Алексеевич ничего не знал о Событии.
— Я — прежде всего, русский националист, — жестко обозначил позицию Никитин.