— Представляю, как Он вопил в Небеса: 'Господи, я не этого хотел!', — улыбнувшись углом рта, заметил Виктор.
— Но, вариантов вы мне не оставили. Не можешь предотвратить — возглавь!
Вбежавший в палату доктор был развернут в обратном направлении тихой просьбой:
— Пожалуйста, дайте хоть тапочки какие. Ногам холодно.
Пришедшие следом, столь же безропотно отправились за одеждой.
Встречаясь в эти дни с людьми, комиссар Кузовлев не уставал повторять:
— Божий дар с яичницей путать не след! Если кто-то с оружием или пачкой банкнот в руках отстаивает тезис, что справедливость — это когда никто не живет лучше чем он, то мы его поправим ровно теми же способами.
— Ну да, — однажды последовала реплика из зала. — В народе очень популярно мнение, что счастье не в том, что у твоей коровы приплод хороший, да молока много, а в том, что у соседа вся как есть скотина сдохла.
— Именно! — согласился Геннадий. — Спасибо вам, товарищ, верно указали на типичный пережиток крестьянской морали. А в силу того, что вчерашние крестьяне или горожане в первом-втором поколении составляют подавляющее большинство населения, эти психологические выверты устранить будет крайне сложно. Но мы справимся, поверьте!
Какое дело до законов и легитимности тем, кому уже давно не платили зарплату? Они понимают простое: в правлении предприятия — воры. Главный раньше на черной 'Волге' ездил, райкомом руководил. Теперь, председатель правления АОЗТ, или как его там. И у него опять черный лизузин и пара джипов с охраной. Короче, вор. Сука патентованная.
Раньше в смену на заводе работало до сорока тысяч человек. В три смены. Теперь смена одна, а работников и десяти тысяч не наберется. Говорят, будут сокращения, и куда идти потом?
Еще прошел слух, что скоро остановят литейку, а потом и весь завод. Как уже было рядом, на экскаваторном. Там теперь уже почти все на иголки порезали.
— А не поинтересоваться ли нам их хитрой бухгалтерией? — решили выборные.
Просто так поинтересоваться не получилось. Сначала не пускала охрана, а когда в заводоуправление, снеся чоповцев, ворвался бурлящий поток людей, одновременно вспыхнули бухгалтерия и архив.
И все-таки ясности достичь удалось. Её внес старенький бухгалтер Бронштейн, по годам и виду — ровесник медленно умирающего завода.
— Так почему нам не платили?
— Чтобы вы сами ушли.
— Куда?!
— Да кого это волновало…
— Что, работаем плохо, продукция наша никому не нужна?
— Напротив, продукция нужна, да только не всем ваше существование нравится. Например, немцам. Да и итальянцам тоже. Рынок открыт, так зачем им конкуренты?
— Значит, врали нам, что продукцию не покупают?
— Врали. Сделай мы еще три раза по стольку, и все равно бы все забрали, больно цены у нас привлекательные.
— Значит, продукция продается нормально, деньги в кассе есть. Почему же не платили?
— Потому как средства выводились, а предприятие готовили к банкротству.
— Зачем?
— А это — вопрос не ко мне, это вопрос политический. Оно ведь как? Можно заработать на том, что создал, это честно и хорошо. А можно и на том, что разрушил. Это не так хорошо и вовсе нечестно, — старик-бухгалтер в упор посмотрел на обступивших его людей, утер слезящиеся от яркого солнца глаза краем коричневого нарукавника и жестко сформулировал:
— Измена, ребятки. Вы теперь наяву увидели, кто такие враги народа. Только вот что вы с этим знанием сделать сможете?
И по стране полыхнуло. За последние два года ушастый карлик на накладных каблуках остановил 35 тысяч предприятий к 85 уже остановленных и собирался остановить еще. Так что, был и повод, и осознание перспектив.
Практику автономии, в которой любой достигший совершеннолетия человек имеет право на владение оружием без какой бы то ни было регистрации, СНК распространил на всю страну.
Некоторые даже не сразу поверили:
— Как, купить любой может? Просто прийти и купить, будто булку хлеба?
— Да, так, — отвечали им.
— А как же преступники, судимые, психи?
— Глупости изволите говорить. Психов со стволами быстро отстреляют. Судимы люди опять же бывают по-разному. Вышел — значит рассчитался. Да и не будет скоро никаких зон. А преступники — да что преступники? Они всегда каким-то образом находили возможность вооружиться. Какие бы запреты ни действовали, какие бы суровые ни были времена. Вот и выходит, что в убытке всегда оказывался честный и законопослушный.
— Оно вроде и так, а боязно как-то.
— Что боязно? Иметь возможность защититься или шанс ответить за свои поступки прямо на месте их совершения? Боись не боись, а так оно и будет. Люди поддержали. К тому же, Команданте сказал так: 'Если кто-то попробует под самыми благими предлогами изъять у народа оружие, то он народу — враг. И знайте: таких следует уничтожать на месте'.
Я лично с такой постановкой вопроса согласен.
— Что дальше? — задавали себе вопрос многие. Будущее манило и страшило одновременно. Хотя бы, потому, что достоверно предсказать действия новой власти не брался никто.
Особенно, после того, как Председатель Совета Народных Комиссаров публично признал правоту британского журналиста Роджерса, заявившего: