Пообещай

– У меня мало сил, понимаешь? Человеком сложно… Один раз только увидишь.

Эти точки, походящие на светлячков, заворожили Дара более всего – одну из них он попробовал сжать в кулаке, но не вышло – она вылетела из его руки, как живая. И тогда он ощутил странную слабость. Свет в подъезде, аура сияет,… ему не кажется.

– Вот.

«Эфина» собрала все точки в одном месте, придала им форму флакона, направила ему в руки.

– Держи.

И Дар, ощущая себя участником реалити-шоу иллюзионистов, в очередной раз коснулся чего-то теплого и вибрирующего.

– Это манна. Она будет твоей… Поместишь в Жертвенные Ворота, и этого хватит, чтобы продлить…

Всполохи погасли с одновременно ослабевшим голосом. Исчез флакон, блики; газета в мусоропроводе стала (сделалась) просто газетой.

Незнакомка с белым, как бумага, лицом, оседала на пол. Неуклюже рухнула бы, не достав до стены, если бы он не подбежал, не подхватил обмякшее уже тело. В полумраке подъезда увидел, как закатились глаза и сменили цвет на синеватый губы.

– Эй, эй, ты чего? – он держал ее, опустившись на корточки, слегка потряхивал, силясь пробудить. – Очнись, ты, «эфина»…

Девчонка пребывала без сознания.

Что… Куда… Звонить в скорую? В службу спасения?

С этажа выше спустились двое парней лет шестнадцати, окинули Дарина с «ношей» острыми, как бритва, цепкими взглядами. Один из них поигрывал в ладони не то брелоком, не то перочинным ножом. Дар адресовал им вслед не менее злой взгляд – валите, мол, отсюда без вопросов.

А вот когда со второго на лестницу ступила женщину в пальто и тут же принялась охать, что «нужно срочно звонить в скорую…», он поднял «эфину» на руки и засеменил по лестнице вниз – прочь от чужих любопытных взглядов, прочь из чужого подъезда.

Девчонка дышала. В себя, впрочем, пока он пер ее на руках, как герой любовного романа, не приходила.

На него смотрели по-разному: с удивлением, с опаской, с подозрением, любопытством и даже восхищением.

Последнее, впрочем, касалось лишь малолеток женского пола.

Дар на максимальной скорости бежал домой – переулок, двор, детская площадка, обогнуть девятиэтажку…

Он не думал о том, что делает и зачем, – просто знал, что не может оставить лежать ее там, на холодном полу чужого подъезда. И интуитивно чувствовал, что звонить в скорую не нужно, – все образуется.

Ладно, хорошо, он оставит ее у себя, пока не очнется. Поможет прийти в себя, отпоит чаем, а после, они, возможно, поговорят. Об огоньках.

Его квартира была тесной и походила на кладовку. Умещала в себя шкафы у стены, диван, стол, шаткий стул, комод. И ступить негде.

Девушку Дар «выгрузил» поверх потертого клетчатого покрывала, после длительных размышлений, не без труда расстегнул и стянул с нее пальто, повесил его на единственный крючок в прихожей. Вернулся, убедился, что гостья дышит, что сердце бьется хоть и тихо, но ровно, после, как вор, быстро убрал руку с чужого пульса. Отправился на кухню ставить чайник.

Про чайник забыл уже в коридоре. На кухне первым делом открыл форточку, закурил – долго смотрел, как двор тонет в ранних сумерках. Стоял, ощущая себя наивным лохом, и не понимал, как вышло, что на заре собственной жизни он оказался втянут в непонятную историю. Вспомнил о том, что так и не купил пельменей, матюкнулся.

Дребезжал голодным брюхом пустой холодильник – в пачке с беконом осталось две «полоски». Можно поджарить с яйцами – таким завтраком он «баловал» себя вчера.

Прошло пять минут, в течение которых он неподвижно сидел у крохотного кухонного стола на табуретке, смотрел на собственные сцепленные руки. Затем решился на то, чего раньше бы не сделал – не дал бы «хороший» мальчишка внутри, зовущийся совестью, – но теперь совесть молчала.

Если она аферистка, он должен понять…

Ее сумочка оказалась пуста. Ни кошелька, ни документов, ни расчески, ни помады.

Просто сумочка. Будто только что с рынка – без бирки с ценником, но туго застегивающимися карманами. Новая?

И в карманах пальто ничего – ни ключей, ни автобусных билетов, ни мелочи.

Оставив чужие вещи, Дар отправился курить во второй раз.

* * *

Она открыла глаза и долго лежала, не шевелясь. Разглядывала комнату, в которой намеренно не включили свет, чтобы не мешал спящей, – старые обои, концы которых отвисли у потолка, пыльный комод, маленькие игрушки за стеклом – мотоциклы? Брошенную поверх спинки стула куртку, выглядывающую из-под нее клетчатую рубашку, мигающий лампочкой «дежурю» монитор.

Здесь все хранило историю, каждая вещь. В этой маленькой комнате, как и в любой другой за стеной, все время что-то вершилось, текло, менялось. И становилось прошлым. Потому что время…

Где Дар?

Он сидел на кухне на стуле, выглядел усталым. На вошедшую Эмию посмотрел со смесью тоски и раздражения – свалилась, мол, на мою голову. Рядом остывший чай; из форточки тянуло сквозняком, а с подоконника окурками. Она поежилась и, не спрашивая, прикрыла форточку, провернула шпингалет.

– Как тебя зовут?

Это он ей.

– Эмия.

– Эмия… А документы у тебя есть, Эмия?

– Документы?