Понять Россию. Опыт логической социологии нации

Кстати, это обстоятельство было куда понятнее российским историкам дореволюционной школы. У С.М. Соловьева можно найти интересное наблюдение, которое позволяет понять характер отношения первых московских государей к прямым наследникам монголо-татарского величия, и насколько им важно было позиционировать себя именно по отношению к ханской власти, которая им казалась куда более значительной, чем власть любого другого монарха.

Отмечая, что самый большой почет в формах дипломатических сношений при Иване III оказывался хану крымскому, Соловьев пишет: «здесь действовало кроме сознания пользы крымского союза еще предание о прежних недавних отношениях к татарским ханам; предание это было так сильно, что вело к странности: не требуя равенства в сношениях с Менги-Гиреем, московский двор требовал полного равенства в сношениях с султаном турецким, которого Менгли-Гирей был подручником. Большим почетом пользовались в Москве послы императора германского, но с соблюдением равенства; почет им оказывался на том основании, что и нашим послам при дворе австрийском оказывались большие почести»39.

Русские цари были более склонны брать за образец именно ханскую власть и стремились либо сравняться с ней, либо перехватить. «Копирование» татарской государственности было тотальным. Появившиеся в русском языке со времен татарского ига термины, отражающие государственность вроде: деньга, алтын, казна, тамга (откуда: таможня), ям (откуда: ямская гоньба, ямщина, ямской и т. д.) – татарского происхождения. Это ясно указывает на то, что в таких важных функциях государства, как организация финансов и почтовых сообщений, татарское влияние было решающим.

Перехват государственной системы неизбежно вел и к перехвату системы отношений с населением страны, которое стало рассматриваться лишь как объект поборов для кормления власти и не более того. Русские самодержцы вели себя по отношению к своим подданным практически так же как и монголо-татарские князья по отношению к подвластным территориями.

По мнению М.Н. Покровского в основу московских податных порядков легла именно татарская финансовая организация, «стершая или, по крайней мере, закрывшая все предшествовавшие», т. е. порядки, возникшие в Киевской Руси и естественные для исконно русской организации.

Татары стали для нас и родоначальниками податной статистики. Они начали с того, что переписали все податное население, показав этим, что их интересовало не только то, сколько нужно взять дани, но и сколько ее можно взять.

Именно от татар пошло накладывание податных обязательств сразу на целую область, жители которой разверстывали податную тягу между собой как хотели и умели.

Именно татары сформировали начала крестьянского прикрепления к земле, не допуская перемещений, чтобы не спутать «числа». И эта крепость впоследствии свято береглась русскими князьями и легла в основу российской системы крепостного права.

Однако для московской власти признать открыто и недвусмысленно наследие моноголо-татарской государственной организации, значит предстать перед цивилизованным миром варваром. Для московского царя куда выгодней было представить происхождение своей власти не от пугающих Европу дикарей, а как Византийское наследие.

Поэтому предложенная в начале XVI века старцем Филофеем, иноком Спасо-Елизаровского монастыря формула «Москва – третий Рим» окажется весьма лепой нашим государям, как идеологическое оформление царских претензий на вхождение в «клуб» европейских государей при сохранении варварской сути своей власти «в домашнем обиходе».

И как показывает наша история, в дальнейшем этот прием напяливания кафтана европейского покроя на ханский халат при общении власти с западным миром, найдет довольно широкое применение.

Впрочем, складывающееся Московское государство неизбежно должно было нести на себе отпечаток дуализма. Ведь сам процесс его рождения был связан с одной стороны с наследованием системы аналогичной восточному деспотизму, с другой стороны с наследием реликтовых отношений, идущих еще от традиций первых русских княжеств, которые были близки к западной культуре политических отношений. И потому в Московской Руси в течение длительного времени функционировали такие органы общественного представительства как Боярская Дума, земское самоуправление и Земские соборы.

Боярская Дума как совещательный орган управления существовала еще в Киевской Руси. Тогда она не являлась частью государственного аппарата. С образованием единого централизованного государства Боярская Дума превращается в высший государственный орган страны. В состав Боярской Думы помимо государя входили бывшие удельные князья и их бояре. В ее руках практически сосредоточиваются наиболее важные властные функции. Боярская Дума является законодательным органом государства. Без ее «приговоров» законодательные акты не могли вступать в силу, а потому в политическом отношении она была приговорена к устранению, как институт, противоречащий новым политическим веяниям, идущим от татарского начала.

Правление Ивана IV