Понаехали

– Боже, дети совсем, смотри, – Ривка толкнула Нюсю – перед ними чуть в стороне самозабвенно целовалась юная парочка. Девицу было не видно – над ней нависал мальчишка. Нюся повернулась, парнишка на секунду оторвался, и она увидела знакомый незабываемый карикатурный профиль.

– Ой умора! Это ж Котька Беззуб! Это ж к кому он так присосался?

– Нюся, сядь, да сядь ты, не смущай пацана, – Ривка дергала Нюсю за подол.

– Да я ж помру от любопытства до конца фильмы, уже не десять минут ждать. – Она приподнялась и сделала шажок по ряду в неприличной позе, попой кверху. Ривка давилась от хохота в платочек.

– Эй, – хихикнула она, – Беззуб! Чего не в школе?

Котя испуганно оглянулся и ойкнул.

При свете прожектора Нюся наконец увидела его пассию.

– Ах ты проститутка!! Зараза малолетняя! Марш домой! Ноги вырву!

Рыжая Полька с визгом стала выкарабкиваться из ряда в противоположную сторону. Ривка хохотала в голос. Нюся бушевала, Котя бежал по верхушкам кресел следом за Полиной.

– Мадам Голомбиевская! Да что ж вам дома не сидится! Как вы на Карла Маркса с Молдаванки добрались?

– Поймаю – убью! Дома убью обоих!!!! – орала Нюся, зрители свистели и аплодировали:

– Давайте, влюбленные, тикайте!

Иван Несторович с ухающим сердцем сел в кабину.

– Что-то я волнуюсь, как гимназистка…

– Давай, Ванька, сейчас руки сами все вспомнят, – радовался, как мальчишка, Хиони. – Давай, заводи шарманку!

Шарманка была после ремонта – знаменитый бомбардировщик Анадва, он же двухвостка Хиони – двухфюзеляжный трехстоечный биплан с крыльями большого размаха и двумя двигателями «Самсон» мощностью 140 лошадиных сил. С семнадцатого года он уже был на вооружении военных летчиков.

– Ну что – прогуляем лошадку?

Иван Беззуб неожиданно легко и уверенно поднял машину в небо, сделал круг над летным полем.

– Давай! – орал Хиони. – Давай! Он до ста тридцати разгоняется! Ванька! Ванька?

Ваня сидел задохнувшись, вцепившись в руль – резкая загрудинная боль осиновым колом пробила сердце. Он практически не дышал, не слышал, только сжимал штурвал…

Ксеня носилась по комнате с очередным бумажным самолетиком-ласточкой. Фира сама научила ее так складывать. Еще толкнула Ваню плечом: – Ты помнишь? Кто мне прислал такую?

Ваня улыбался и таращил глаза: – А кто это тебе записки шлет? Небось, что-то неприличное предлагают?

– Замуж зовут! – смеялась Фира, показывая Ксене, как складывать листочек.

Фира не знала, какая сила выбросила ее из кухни в комнату. Все, что она успела увидеть, – это Ксюша, которая шагает на подоконник, и вырвавшийся из комнаты в летнее небо бумажный самолетик…

Аня не могла вздохнуть – боль пробивала все тело. Ее ударило об руль, глаза заливала кровь, ноги разбиты… Она не могла пошевелить ногами, она не чувствовала ног…

– Помогите… – попыталась прошептать она, – помоги… – Она протянула пальцы к ручке – дверь не открывалась.

Аня лежала на руле, истекая кровью, исходя беззвучным криком от боли… Когда не знаешь, что делать – молись, так говорил папа. Сейчас ей было уже все равно…Ей опять было семь, и смертельно страшно и холодно…

– Верую, – она беззвучно шевелила губами, – верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца… Спаси меня, спаси, я буду верить… верую. – Она, вырубаясь, ныряла в спасительную темноту и выныривала в жизнь и боль… – Верую…

Дверь снаружи дернули раз, второй… рванули изо всей силы.

Анька повернула голову – перед ней стоял грязный, оборванный и совершенно живой Борька Вайнштейн…