Помутнение

– Прошу прощения, – обратился он к высокой девушке в черных легинсах – она ехала с ним в электричке от фешенебельного Митте до конечной станции и села на тот же паром. Девушка вкатила свой велосипед в рамку паромной велопарковки, а сама встала рядом на застекленной корме. Бруно извинился за то, что нагнулся перед ней, и стал шарить пальцами по полу, надеясь, что запонка упала прямо под ноги. Безнадежная попытка – как в том анекдоте про пьяного, который, забредя ночью в переулок и обнаружив, что потерял ключи от дома, начинает искать связку не где ее выронил, а под фонарем – просто потому, что там светло.

Этот анекдот пришел ему на ум, потому что девушка тоже нагнулась и принялась помогать ему в поисках, даже не зная, что он ищет. В том анекдоте пьяному вызвался помочь полицейский, который подошел и тоже стал искать потерянные ключи под фонарем. Когда пассажирка нагнулась и Бруно рассмотрел ее получше, он понял, что слово «девушка» к ней вряд ли применимо. Ее исчерченное морщинками лицо было одновременно грубоватым и привлекательным. В Берлине многие женщины имели стройную спортивную фигуру и были одеты в полуспортивные костюмы, так что, если судить по внешности, определить их возраст было невозможно.

– Kontaktlinsen?[1]

– Нет-нет…

В массе своей берлинцы говорили по-английски, и даже те, кто не говорил, могли понять смысл сказанного. Вот в Сингапуре чужие его слуху китайский, малайский и тамильский языки позволяли ему счастливо пребывать в непроницаемом коконе непонимания. Решила ли она, что у него проблемы со зрением, потому что он, точно слепой, шарил по полу?

– Kuffenlinksen…[2] – произнес он наобум, похлопав себя ладонью по манжету рубашки.

Вряд ли это слово что-то значит на каком-либо языке. Кроме того, я, вероятно, очень скоро умру, добавил он мысленно, переходя на телепатическую коммуникацию, просто чтобы проверить, слышит ли она его. Но она ничем не выдала, что сумела прочитать его мысли. Ему полегчало. Александер Бруно много лет назад, в начале пубертатного периода, перестал практиковать передачу мыслей на расстоянии. Но все же решил не расслабляться.

– Англичанин? – предположила пассажирка.

Бруно понравилось, что его приняли за британца. Он был рослый, с высокими скулами, и ему говорили, что он похож на Роджера Мура или на бас-гитариста «Дюран Дюран». Впрочем, она скорее всего имела в виду английский язык.

– Да, – ответил он. – Я уронил ювелирное изделие. Извините, я не знаю, как это сказать по-немецки. Мужское украшение. – С этими словами он продемонстрировал ей оставшуюся запонку, поцарапанную и слегка сплющенную от частой глажки в гостиничных прачечных. Пусть поглядит.

Бруно знал точно, что секрет его привлекательности – поблекший лоск. Его шея и линия челюсти, которые он недавно рассматривал в зеркале, навеяли ему мысли об отце, которого он никогда не видел. Кожа на подбородке натягивалась, как когда-то в юности, но только после того, как он слегка выпячивал челюсть и откидывал назад голову – вставая в позу, которую считал типичной для тщеславного мужчины среднего возраста. Он частенько ловил себя на том, что принимал ее.

Но теперь-то он смотрел не в зеркало, а в лицо потенциальной спасительницы его несуществующих контактных линз. Седоватые пряди волос вперемешку с соломенными. Аппетитные губы, обрамленные глубокими складками, – с точки зрения Бруно, весьма выразительными, хотя ее они, скорее всего, огорчали. Два взрослых, давно переживших пору расцвета, но не сдающихся. Ему пришлось скосить взгляд, чтобы хоть как-то ее разглядеть, и от этого он, вероятно, мог показаться ей более застенчивым, чем на самом деле.

– Неважно, – заметил Бруно. – Наверняка я потерял ее в электричке.

Цель флирта была непринужденно достигнута – благодаря упоминанию об электричке. И не имело смысла уточнять, что за электричка. Обоим и так было ясно. Они приехали сюда в одном поезде и теперь оказались на одном пароме. Хотя тысячи таких же, как она, за последние две недели могли прошагать мимо окна его кафе в Шарлоттенбурге, но конечная станция, куда направлялись они оба, внесла свою крошечную магическую лепту в успех флирта. К тому же оба высокого роста. Этих мелочей было достаточно, чтобы оправдать похоть судьбой.