Помпеи нон грата

После этого оба стана объединились и жили вместе, причем каждый получил в жены ту женщину, с которой он впервые сошелся. Мужья, однако, не могли выучиться языку своих жен, тогда как жены усвоили язык мужей. Когда наконец они стали понимать друг друга, мужчины сказали амазонкам следующее: «У нас есть родители, есть и имущество. Мы не можем больше вести такую жизнь и поэтому хотим возвратиться к своим и снова жить с нашим народом. Вы одни будете нашими женами, и других у нас не будет». На это амазонки ответили так: «Мы не можем жить с вашими женщинами. Ведь обычаи у нас не такие, как у них: мы стреляем из лука, метаем дротики и скачем верхом на конях; напротив, к женской работе мы не привыкли. Ваши же женщины не занимаются ничем из упомянутого, они выполняют женскую работу, оставаясь в своих кибитках, не охотятся и вообще никуда не выходят. Поэтому-то мы не сможем с ними поладить. Если вы хотите, чтобы мы были вашими женами, то отправляйтесь к вашим родителям и получите вашу долю наследства. Когда вы возвратитесь, давайте будем жить сами по себе…

Геродот

А на самом-то деле что мы знаем о городах, женщинах и литературе? Есть два ответа на этот вопрос – сократовский и досократовский. Сократики скажут: «Я знаю, что ничего не знаю!» – и гордо пойдут себе дальше с высоко поднятой головой, мол, даже Сократ признавался в своем невежестве, а мы, извините, ничуть не хуже. Правда, лукавый философ любил вводить людей в заблуждение, но идиоты приняли на вооружение сократовский тезис в голом виде, а срам до сих пор прикрывают газеткой. Мол, гляньте, чего в передовице написано: «Сократ – дурак!»

Что же касается досократиков, то здесь надо быть начеку и ждать неадекватной реакции. Я тоже терпеть не могу, когда ко мне лезут с вопросами – что я по этому поводу думаю. Во-первых, вы ужаснетесь, а во-вторых, мое мнение будет отброшено, как погрешность, и совершенно не повлияет на результаты ваших исследований.

Потому что мне неприятна сама идея – вывести среднестатистического человека и ориентироваться на него в своих социальных фантазиях. И надо заметить, у этого недоноска нет никаких желаний, а только потребности – жрать, спать и так далее, и безо всякой надежды на этикет. Он чавкает и рассуждает, что вчерашний бестселлер был понаваристей, и становится страшен в своих предпочтениях, словно стоглавая гидра с одним ненасытным брюхом. И пусть его тридцать вторая пасть кривится от сарказма и говорит тридцать четвертой, что нынче бестселлер пошел мосластый и можно им подавиться, но остальные проглотят за милую душу и только причмокнут от удовольствия.

Так что да здравствует погрешность! Иначе города становятся пресными, женщины – неинтересными, а не к ночи помянутая литература превращается в продукт потребления и не задерживается во рту, как долгоиграющая барбариска для эстетического обмусоливания.

Кстати, одна моя знакомая доводила мужчин до истерики своими вопросами: «А вам для чего это знать?» И создавалось впечатление, что если она ответит, который теперь час, то ее предадут анафеме за разглашение ужасной женской тайны. Конечно, я могу ошибаться, а дамочка попросту выясняла, с какими целями к ней подвалил тот или иной мужчина, но в целом я готов заявить следующее…

МУЗА (надиктовывает). ЧЕМ БОЛЬШЕ Я НАХОЖУСЬ В КАКОМ-НИБУДЬ ГОРОДЕ, ВСТРЕЧАЮСЬ С РАЗНЫМИ ЖЕНЩИНАМИ И КОПАЮСЬ В ЛИТЕРАТУРЕ, ТЕМ ОТЧЕТЛИВЕЙ ПОНИМАЮ, ЧТО ИМЕЮ ОБ ЭТИХ ПРЕДМЕТАХ САМОЕ СМУТНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!

Мы вернулись в Санкт-Петербург первого сентября в полном составе: Юлия Феликс, Исида и я. Только боцмана здесь не хватало, но его, слава богу, оставили где-то под Адлером, как Юлия Цезаря, при делах – сторожить машину и караулить катер…

Из аэропорта мы приехали на такси в Катькин садик, или на площадь Островского, где в доме архитектора Басина я проживал до поры до времени. Поднялись ко мне на четвертый этаж, зашли в квартиру и бросили вещи, можно сказать, на пороге.