А вот с Гаем не вышло. Ходили слухи, что он до сих пор любит женщину, из-за которой потерял свое положение, хотя сама женщина уже умерла при родах.
— Нет, Гая он купить не может, Гай свободный гражданин. К тому же они приятели, ведь именно Гаю Порций написал о своем приезде.
— И что хорошего в этом Гае? — пожала плечами Клодия.
Ее раздражало все: жара, невозможность принимать ванну дважды в день из-за нехватки воды, неуступчивость наставника гладиаторов и любование им мужа. Да, хорош, умен, сам прекрасно бьется, но разве он один? Что же боготворить этого зазнайку? Он патриций… Нет, Клодия не верила в подобные сказки! Разве патриций может стать почти гладиатором? Зачем ему вот это — целыми днями на солнце наблюдать за тренировками рабов, тем более не в Риме, а в Помпеях?
После неудачной попытки соблазнить Гая Клодия не раз намекала мужу, что происхождение наставника и его прошлые «заслуги» не мешало бы проверить. Кален говорил, что уже проверил, но жене казалось, что его просто обвели вокруг пальца.
Вообще-то, приезд Порция Постумия поможет проверить ту историю, что рассказывали о Гае, и факты, которые он сам излагал Калену. Если Порций написал о своем приезде Гаю, значит, они и встретиться тоже должны.
Муж покосился на Клодию, с недовольной гримасой наблюдавшую за наставником, и усмехнулся:
— Дар наставничества дали ему боги. Он успевает заметить малейшее движение там, где другие видят только блеск мечей. Различает удары, когда даже самые опытные бойцы слышат лишь звон железа и грубые выкрики. Он не восхищается любым боем, выпадом, атакой или защитой, он видит недостатки.
— Разве он один? — Клодии надоел разговор о Гае, и она просто размышляла, как перевести его на более интересные лично ей темы, например, покупку новых тканей и украшений.
— В Помпеях других нет, да и в Неаполе тоже.
— Надоел мне твой Гай! — наконец откровенно призналась женщина, отшвыривая поданную рабыней чашу с напитком. — Но если Порций Постумий придет к нам, его нужно встретить соответственно, а у нас нет запаса хорошего вина, да много чего нет.
— У тебя будет время все организовать, Порций должен прибыть за четыре дня до августовских ид. Успеешь…
Больше разговор с женой Калена не интересовал, к тому же она удалилась, оставив мужа наблюдать за работой наставника.
Гай прохаживался перед десятком крепких рабов, приведенных с рынка, он уже сказал основное, что касалось пребывания в школе, оставался щекотливый вопрос — женщины. Нет, для гладиаторов он вовсе не был щекотливым, понимая необходимость удовлетворения плоти, Кален, как и другие ланисты, поощрял отличившихся, приводя в школу женщин из лупанария, которые знали свое дело, ублажая гладиаторов профессионально. Школа гладиаторов в Помпеях была едва ли ни основным потребителем услуг красавиц из лупанария. Во всяком случае, самым массовым.
Но один из новобранцев, видно, был женат и интересовался, сможет ли его супруга приходить в школу. Он давал понять, что это будет для ланисты выгодней, не придется платить женщине.
Кален невольно усмехнулся: еще и меч в руки не взял, а уже награду требует. Если это раб из должников, то его место сразу на каменоломне, пусть там отрабатывает свои долги, а если вольный, нужно сказать Гаю, чтобы гнал в шею. Если гладиатор так привязан к женщине, от него толка не будет.
Но Гай все понял сам и высказался иначе, что было полезно для всех новобранцев, да и гладиаторов, как обычно с интересом наблюдавших за процессом отбора новичков:
— Да, я знаю: лучшие женщины те, что не кричат от ужаса и не требуют оплаты за свою любовь. Лучшие те, что любят вас сами и кого любите вы, те, что проводят ласковой рукой по щеке не ради подарка, а от желания приласкать, которые стонут под вами не потому, что иначе будут наказаны своими хозяйками, а потому, что действительно испытывают страсть.
Он прошелся вдоль строя, примечая, у кого из стоявших заблестели глаза, а кто и вовсе их опустил. Остановился, усмехнулся:
— Но у гладиатора не может быть такой женщины. Не может! — голос Гая загремел, заставив всех опустивших глаза немедленно вскинуть. — Потому что гладиатор, которого с арены ждет женщина, оттуда не возвращается или возвращается с позором.
Кто-то из новобранцев не выдержал, с изумлением воскликнув:
— Но почему?
— Потому что он будет думать не о бое, а о том, чтобы уцелеть. Арена этого не прощает. Ради чего гладиатор выходит на арену? Ты! — он ткнул в одного из тех, кто глаза не опускал, напротив, смотрел насмешливо, с вызовом.
Тот так же насмешливо ответил:
— Чтобы завоевать себе славу.