Помощница по вызову

Всхлипываю приглушенно. Мотаю головой, как будто разговариваю с кем-то, отказываю кому-то… Себе. Раздеваюсь, принимаю прохладный душ, кровать в порядок привожу, беру в руки толстый и нудный роман, в котором уж точно не будет эротического подтекста… И обреченно откладываю и его тоже.

Свет выключаю.

И рука сразу вниз по животу спускается, будто неподвластная мне. Пробирается под край пижамных брюк...

Я возбуждена до сих пор. Так сильно, что пальцы с легкостью скользят по влажной плоти, по набухшим складочкам, ныряют в жаркую глубину. Мне так легко представить, что это его пальцы. Я уже слишком хорошо их изучила. Я знаю их длину, насколько они твердые, насколько подушечки загрубели и где у него “писательские” мозоли от частого использования ручки. Я знаю его запах. Почти догадывалаюсь, какой он на вкус.

Как будет ощущаться его кожа под моим языком, его щетина на моей щеке, пока он загоняет свои пальцы в меня…

Оргазм заставляет меня выгнуться почти в мостик. И только прикушенная до крови губа не дает заорать. Обмякаю и снова лицо прячу в подушке.

Это ужасно. Все что происходит. Мои фантазии о моем работодатели. То, как  поступаю с этими фантазиями… Хорошие девочки так себя не ведут. Мне надо взять себя в руки...

Уже на следующее утро мой план провалился.  И ночь вне влияния хозяина дома, хозяина моих мыслей не помогла. Какое там “вне”?  Мое тело все еще помнит его прикосновения. Даже те, которые вообразил мой мозг.

И понимаю ведь, дело не в том, что  Поздняков меня провоцирует… Это я вижу провокацию почти в каждом его действии. Это я дышу его действиями и им самим. Это я каждый шаг и движение его отслеживаю… Рассчитывала на гомеопатическую дозу? Пока не выходит. Пока что в меня внутривенно литрами вливают то ли отраву, то ли лекарство.

Какое-то время я могу не замечать этого.  Не долго, конечно. Но надо продержаться до его отъезда в город. И целый день я буду свободна от позывов собственного тела. От смешанных эмоций. Без тумана в голове займусь поручениями и отойду немного. Снова Снежной Королевой стану.

А он… Хмурый. Сосредоточенный. Молчаливый.

Близко.

Подхожу. Себе задание даю не то что не видеть его - не с закрытыми же глазами кофе подавать - но принимать как… Да пусть будет как часть дома. Самый дорогостоящий элемент интерьера.

Игнорировать его как личность, как мужчину.

Почти получается.

Черный кофе, папки с бумагами, блокнот для записей, в который я слово в слово заношу все то, что мне сделать надо…

Уходи уже!

Встает. И замечает, что подшитый край его брюк - строгих, серых, дорогих наверняка - вывернулся. Будто нитка распустилась и штанина не лежит теперь идеально… Я тоже замечаю. Мне это даже нравится. И мне так кажется совершеннее - когда есть небольшой мазок несовершенства.

Но то я, а то Поздняков.

Если на острие его лезвия окажется пылинка, он предпочтет порезаться, чем оставить ее там.

Только вот раны сегодня нанесут мне... Потому что переодеваться он не спешит. Смотрит на меня и говорит:

- В правом ящике шкафа найди булавки.

Сначала мне смешно делается. Ну как так: Великий Писатель в роскошном доме, а у него, как в любой обычной семье, есть на кухне коробочка с нитками, иголками и булавками. Но смех затих внутри,  так и не проявившись.

Повернулась к Позднякову и понятно стало - сам он приколоть не сможет. И не планирует. Он хочет, чтобы я это сделала. А сделать это можно одним единственным способом - на коленях.

В этом же ничего такого?

В этом всё.

Не унижение, нет.

И его вспыхнувшие глаза говорят о том же. Давать мужчине служение, чтобы получать от него реакцию - сильную, острую - вот что здесь.

Два шага вперед и, не думая, склоняю колени. Взгляда от его лица не отрываю. Только когда еще и наклоняюсь, так низко, что грудь почти соприкасается с полом, опускаю веки. Пальцы подрагивают, когда я берусь за гладкую шерстяную ткань, протыкаю ее иголкой. Закрепляю. И дыхание такое громкое, что перебивает стук сердца.

Понимаю вдруг, что не хочу немедленно подниматься. Что хочу еще немного почувствовать это…

Почтение, принятие и терпимость. А еще - себя саму. Ласковой бездной, домашней кошкой, которая ластится к своему хозяину, но делает это так, что  сама вдруг становится во главе…

Вздрагиваю от этой мысли. Отодвигаюсь. Медленно, очень медленно распрямляюсь и встаю. Бесстыжий мой взгляд скользит по идеальным стрелкам на брюках, по выпуклости, угадывающейся даже под пиджаком… Сжавшимся в кулаки пальцам. Шее с дернувшимся кадыком. Губам…

И ртутному переливу его глаз, которые также следят за мной и моими движениями.

- Теперь все… идеально, - проталкиваю хриплую фразу.

- Да, - кивает он. На брюки и результат моей работы даже не смотрит. Только на меня.

А потом подхватывает документы и уходит. И только у входа бросает:

- До вечера… Искра.