Помощник хирурга

Обшарила меня взглядом, притворившись, что восхищается моими бриллиантами – не могла вспомнить, были ли они у меня в Лондоне, а уж такое ожерелье и подвеску она бы точно не забыла – спрашивала, ездила ли я за ними в Америку? Чем я была занята всё это время? Наглая женщина. И я заметила, что её тон был холодным. Полковник Олдингтон или какие-то старухи насплетничали, ей-богу!

Стивен сделал некоторые замечания по поводу бриллиантов и ревности, но она гнула своё.

— О, в такой вечер даже у такой страшной ханжи как Анна Кеппел, да будет на то воля божья, не найдётся камней, чтобы бросать в нас или быть чересчур злой. Но как же я надеюсь, что скоро подвернётся корабль! Леди Харриет — прекрасная женщина, но даже с учётом этого жизнь в таком месте, с ничтожествами вроде Олдингтона или Анны Кеппел, распространяющими всевозможныеragots[5] направо и налево, это сущий ад, долго жить в котором просто невозможно. Фу! Идём, Стивен!

Они танцевали в центре зала. Передав её другому партнёру и вновь получив назад, он увидел, что её настроение изменилось. Опасный блеск в глазах и вздёрнутая в намерении бросить вызов голова исчезли, а появились радость от танца и удовольствие от присутствия на балу с его купающейся в музыке толпой и чувством победы. Она выглядела прекрасной, как никогда раньше, и вновь Стивен подивился собственному бесчувствию. Когда она бросила взгляд сквозь танцующие пары и произнесла: «Мне нравится эта девушка, что испачкана зеленью», — он удивился ещё сильнее, ведь Диана вовсю веселилась, а в таком состоянии её можно было увидеть нечасто, и она была очаровательна. Вероятно, чёрствость являлась привычной частью его защиты, способом сделать ощущение внутренней пустоты более терпимым. Доктор совершенно точно чувствовал, как трепещет его сердце и не мог ничего с этим поделать. И опять же, он сам веселился гораздо больше, чем ожидал от себя: пустота, конечно, никуда не делась, заполненная не больше, чем чистый книжный лист после слова «конец», но находилась гораздо ниже, гораздо глубже его понимания в эту минуту. Оркестр исполнял середину менуэта Клементи в до мажоре, того самого менуэта, который они с Джеком переложили для скрипки и виолончели и часто играли вместе. И теперь, когда Стивен был погружён в него, погружён впервые в качестве танцора, знакомая музыка обрела новое измерение. Он стал частью мелодии, самой её сердцевиной вместе с другими двигающимися фигурами, составляющими её костяк, жил в новом мире, жил текущим мгновеньем.

— Мне нравится эта девушка, что испачкана зеленью, — повторила Диана, заглушая глубокую пульсацию виолончели. — Она веселится изо всех сил. О, Стивен, как бы мне хотелось, чтобы этот вечер длился вечно.

В действительности он продлился лишь ещё несколько часов, долго настолько, чтобы капитан Обри уснул глубоким сном в постели мисс Смит. Когда на востоке занялась заря, она встряхнула его и произнесла не терпящим отлагательств тоном:

— Тебе пора. Слуги уже на ногах. Скорее. Держи рубашку.

Он ещё не до конца проснулся, когда вдруг понял, к собственному ужасу, что она в слезах.— Нам никогда, никогда не стоит делать этого вновь, – произнесла мисс Смит, прильнув к нему. Затем попыталась успокоиться. — Вот бриджи.

Зажившая рука ещё была неуклюжей и с шейным галстуком пришлось повозиться. Она помогла его завязать, невпопад хихикая и делая бессвязные комментарии о том, что леди Гамильтон делала то же самое для Нельсона. В очередной раз она повторила: «не стоит тратить время на манёвры, всегда идите прямо на них», ха-ха-ха!». Сюртук был надет.

Волосы забраны в хвост.

— Иди к калитке в саду, она закрыты лишь на засов. — шепнула она. А вечером я оставлю ее незапертой.

Стивен заметил как Джек прокрался в их общую комнату и, несмотря на скрип досок, который практически не было возможности игнорировать, оставил бы появление друга без внимания, если бы тот, стараясь быть осторожным, не угодил в грубо сработанный таз для умывания. Таз загромыхал не хуже колокола, покатившись по широкой дуге, пока не замер у столика на половине Стивена. Этого точно нельзя было не заметить, так что Стивен сел в кровати.

— Мне искренне жаль, что я тебя разбудил, — сказал Джек, улыбаясь во весь рот. – Я был на прогулке.

— По твоему виду можно подумать, что ты нашёл Фонтан вечной молодости, брат мой.

Но тебе стоило взять плащ или по крайней мере, фланелевый камзол: при твоём ранении и в таком возрасте утренняя роса может произвести весьма гнусный эффект. Не стоит напрасно волновать соки собственного тела, Джек. Покажи руку. Именно так.

Припухлость, покраснение, воспаление: ты безрассудно нагружал руку, вот моё мнение. И тебе стоит вновь взять её на перевязь. Разве ты не чувствуешь? Не ощущаешь неподвижность в суставе?