— Фекла Осиповна, — начал Митенев. — Нам стало известно, что недобрые люди чинили вам помехи на ловле наваги, нанося этим ущерб колхозу. Так сказать, умышленное вредительство… У вас ведь обрывались крючки?
Фекла насторожилась. Ей совсем не хотелось, чтобы эта история получила огласку. Ведь она обещала Авдотье молчать. Несколько растерявшись, Фекла ответила не сразу:
— Уды обрывались, верно. Какие-то коряги попадались. А насчет вредительства не знаю. Уж очень это серьезное дело — вредительство…
Митенев посмотрел на нее испытующе, потом пожал плечами с видимой досадой, дескать, не хотите говорить начистоту. Выражение его лица стало неприступно строгим.
— Фекла Осиповна! За укрывательство тоже по головке не гладят. Вам же известно, что в проруби опускали камни, обмотанные сетками, и вы не могли не поинтересоваться, кто!
— Может, и опускали. Бес его знает. В воде не видно… — уклончиво ответила Фекла, все еще не решаясь назвать Авдотью. Ее удерживала необходимость быть верной своему слову. А Митенев добивался полной откровенности, и потому Фекла испытывала колебания и угрызения совести.
Однако колебания были, пожалуй, излишними. У парторга в столе лежала записка следующего содержания:
Уполномоченному райотдела НКВД тов. Ершову. Довожу до вашего сведения поступок, совершенный Тимониной Авдотьей Сергеевной на месте удьбы наваги, а именно: она, видя, что другие члены бригады, и в частности Зюзина Фекла Осиповна, удили лучше, из зависти или по каким другим причинам придумала вредить. Спустила большой камень, обмотанный сеткой, в прорубь Зюзиной, и последняя оборвала удочки. Действия Тимониной направлены на подрыв лова рыбы. Прошу нарушителя призвать к порядку.
Мальгин
В докладной прямо указывалось имя виновницы, но Митеневу хотелось точно выяснить, так ли это было в действительности. Инициалы в подписи под запиской не указывались. Мальгиных в селе было много. Какой из них писал — поди разберись!
На записке стояла резолюция:
Унденскому рыбколхозу.
Посылаю сообщение, по которому необходимо этот вопрос обсудить на совещании бригады или правления и принять меры к Тимониной согласно Уставу.
Уполномоченный рай. НКВД Ершов.
Разумеется, о записке Митенев Фекле не сказал. Он добивался от нее полной искренности. Фекла боролась с собой, чувствуя серьезность положения, и Митенев это видел.
— Напрасно, напрасно, Фекла Осиповна, помалкиваете. А нам, между прочим, известно, кто вредит. Какие отношения у вас с Авдотьей Тимониной?
— С Авдотьей? — Фекла чуточку смешалась. — Обыкновенные отношения. Как со всеми…
— Из за обыкновенных отношений она пакости делать не будет. А камни в проруби опускала именно она. Есть честные люди, сообщили куда следует.
Фекла вспыхнула:
— Так и разбирайтесь с ней сами Я-то при чем? Ведь я-то никому не вредила! Зачем мне допрос устроили?
Митенев вздохнул с сожалением.
— Это, Фекла Осиповна, не допрос, а беседа по душам. Мы бы хотели, чтобы вы на собрании рыбаков разоблачили Тимонину, подали всем пример бдительности и дисциплинированности.
— Мне выступать неловко. Кто вам сообщил, тот пусть и разоблачает.
Митенев поморщился с видимой досадой.
— Жаль, Фекла Осиповна, что вы так неискренни. Члену правления колхоза такое не к лицу. Мы, — он все нажимал на это мы, и Фекла невольно подумала кто же стоит за этим множественным числом. — Мы вами недовольны. Вы наверняка дали Тимониной обещание не выдавать ее. Но ведь взбучку ей все же устроили? Уж я то знаю ваш характер!
Откуда ему и про взбучку известно? — Фекла посмотрела на улыбающегося Митенева испуганным, остановившимся взглядом, но тут же решила: На пушку берет, по догадке.
— Про какую взбучку и про какое обещание вы говорите?
— Это вам лучше меня известно. Ладно, кончим этот разговор. — Митенев встал, прошелся по крошечному кабинету — невысокий, кряжистый, с редкими седыми волосами на затылке и совершенно голым теменем. — Времена нынче тяжелые. Пользуясь тем, что немцы напали на нас, всякая нечисть поднимает голову. Не забывайте о бдительности, Фекла Осиповна. А с этим делом мы как-нибудь разберемся до конца.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В середине декабря из Унды в Архангельск вышел рыбный обоз из двенадцати подвод. На десяти санях везли мороженую навагу, упакованную в плетеные короба, а на двух, замыкавших обоз, — корм для лошадей. Сопровождали подводы Ермолай, исколесивший в своей жизни немало тундровых и лесных путей дорог, Фекла Зюзина и Соня Хват. Обозников снабдили продуктами на две недели и винтовкой с патронами.
Ермолай распорядился:
— Ты, Феклуша, девка смелая, опытная. Тебя — в конец обоза. Что случится — кричи, бей в колотушку, я и услышу. А тебе, Соня, место посередке.