Помолвлены понарошку (СИ)

— А что мне оставалось? Ты скрывалась от меня, словно я налоговый инспектор или киллер, которому заказали тебя.

— Я проснулась в одной постели с обнаженным лучшим другом, на мне и самой одежды было не многим больше, как я должна была себя чувствовать? Как мне нужно было дальше смотреть тебе в глаза, как с тобой говорить? Может, для тебя и привычно просыпаться в обнимку с человеком, ночи с которым ты не помнишь, но для остальных людей — это не норма, Бен.

— Ой, кто бы говорил, — саркастично заметил он. — Это ведь не я в шестнадцать лет проснулся в одной кровати с едва знакомым человеком.

— Не смей упрекать меня этим чертовым Броуди! — пригрозила пальцем я. — Не смей.

Голос Бена стал ниже, звучнее:

— А тебе, значит, меня упрекать можно, так что ли? Ты тоже не святая, так что прибереги камни.

— Я совершила ошибку один раз. Один! А сколько таких ошибок было у тебя? Черт, да ты их даже ошибками не считаешь! Через твою постель прошло больше девушек, чем я в принципе знаю. Тебе известно, как называют тех, кто так посредственно относиться к физической близости?

— Хватит, Лоис! Упрекать меня прошлым — низко.

Сказал тот, кто только что делал то же самое. Каков лицемер!

— Я давно поменял свое отношение. Так что проповеди о морали мне ни к чему.

— Ах да, а еще теперь ты женишься, так ведь? — я скривила губы в горькой усмешке и помахала рукой с фиктивным помолвочным кольцом. — И ты считаешь, что я должна была на крылышках порхать от радости, что оказалась в твоей постели? По-твоему, мне должно быть приятно даже в теории оказаться девушкой, рядом с именем которой в телефоне можно поставить «десятку»? Чтобы ты знал, не все горят желанием пополнять длинный список твоих любовных похождений.

Мы говорили так громко, словно стояли на разных концах стоянки, а не в шаге друг от друга. В горле пересохло — выпила бы целое ведро. Впрочем, еще несколько минут беседы в том же духе — и у меня оно будет. Наполню его своими слезами.

— Ты знаешь, что я много лет не делю постель с девушками на одну ночь! — рыкнул Бен. — Знаешь, что я прекратил ради тебя, ради того, чтобы остаться твоим другом! Знаешь, что я стараюсь строить эти чертовы отношения, но скажи мне на милость, ты хоть раз поинтересовалась, удается ли мне? Ты хоть раз спросила, не разбито ли мое сердце?

— Так же, как разбито у Кэтрин? — тут же нашлась я. — Ты не из тех, кто страдает из-за отношений, Бен. Иначе их бы не было столько. Нельзя привязаться к человеку за…

— Думаешь, только ты можешь переживать? — перебили меня, делая шаг вперед. — Вообразила, что у меня нет души, что сердце — гранит, и я только и делаю, что утоляю животные потребности. И это при том, что ты в моей голове разгуливаешь как в собственной! Как ты можешь говорить так, будто не знаешь, что у меня те же желания, что у других людей? Те же, что у тебя, Лоис. Я тоже хочу, чтобы меня любили, черт побери!

— Ты сам мне никогда ничего не рассказывал, а теперь я виновата? Как интересно у тебя все получается! В постели по пьяни оказались — так я не должна была воспринимать это как что-то даже чуточку смущающее. Старалась справиться с нормальной реакцией на ситуацию, — я растягивала слова, словно иначе они до Бена дойти не могли, — так задела твою тонкую душевную конструкцию. А теперь оказывается, это я вообразила, что у тебя нет чувств? Ты-то сам отрицаешь мои!

— Только не надо вот этого бреда, ладно? Ты знала, что ничего не было в ту ночь. Знала, но все равно объявила мне бойкот.

— Ты меня вообще слышишь?!

С таким уровнем громкости нас, должно быть, слышала вся округа. Если бы у меня не было желания использовать грудь Бена как барабан, я бы создала мысленную заметку: «Подарить ему на день рождения слуховой аппарат».

— Мне. Было. Стыдно.

— Помнится, ты говорила, что между нами ничего и не могло быть. Ты ведь была так уверена. Тогда чего завелась? К чему весь этот цирк?

Обида непонятной природы явно слышалась в его словах.

Я пробежалась глазами по позиции, которую принял Бен: мускулистые руки скрещены на груди, шея напряжена, губы поджаты, по челюсти разгуливают желваки. Сама я не особо отличалась от него, только вот вместо последнего у меня краснел нос и застилались пеленой глаза. Не помню, когда мы в последний раз так ссорились. Были ли у нас вообще такие ссоры?

— Я не это имела в виду, когда говорила, что ничего не могло быть.

— Да-да, — отмахнулся мужчина. — Ты говорила о своих дурацких мерах предосторожности. Чтобы ты знала, я и не пытался стащить с тебя штаны. Ничего не случилось бы, не упади ты по дороге. Надо было промыть тебе рану и отнести к вам с Келли. Не было бы всей этой нервотрепки и не пришлось бы сейчас выслушивать весь этот абсурд.