Помолвлены понарошку (СИ)

— Ты бы хоть разобралась в происходящем, честное слово!

Мне хотелось накинуться на нее и повыдирать смоляные отутюженные волосы. Я представляла картины, в которых ее стройное тело будет валяться на нашем газоне. В том месте, где пару минут назад сделал свои дела соседский пес. Мои руки так и тянулись к лебединой шее с целью украсить ее фиолетовым чокером, который никогда не выходит из моды и красуется на сотне снимков в полицейской базе с мест преступлений.

Но я не поддалась своим желаниям. Вместо этого лишь выхватила конверты из рук Трэйси и начала кромсать их, вымещая всю злость, что томилась во мне много лет.

Создав гору обрывков бумаги, кинула ее на землю и принялась старательно втаптывать в грязь. Я произносила все известные ругательства себе под нос, пока они не превратились в один сплошной поток рыков и пыхтений. Наверняка со стороны напоминала шамана, который старается призвать высшие силы для справедливого суда над лгуньей, с которой мне не посчастливилось делить ДНК.

Это был худший погребальный обряд, который можно себе представить, но, закончив, я почувствовала небольшое облегчение. Конечно, останься у меня трофей в виде пары черных прядей, было бы приятнее, но хватило и того, что в моей голове навсегда запечалилась та смесь шока и ужаса, которая застыла на лице Трэйси.

— Чокнутая! — провозгласила она, делая шаг назад. — Как бы на людей кидаться не начала!

Я сверлила ее взглядом из-под лба, тяжело дыша.

— Ненавижу тебя, Трэйси.

— Правда? — скептически заломила бровь девушка, улыбаясь уголком губ. Ее глаза опустились на ступни, что все еще втаптывали в грязь «грызунов моего сердца». — А по тому, что написано там, так не скажешь. Кажется, тебе даже на меня не плевать.

— Верно, — согласилась я, и Трэйси дернулась от яда в моем голосе. — Будь мне плевать, я бы не могла тебя ненавидеть.

Сестрица сделала шаг назад и подняла подбородок повыше.

— Что ж, возможно, однажды ты перестанешь это делать.

— С чего вдруг? Ты искупила свои прегрешения? Приняла постриг или прошлась обнаженной по улицам [40]? Хоть букву алую носишь [41]?

Я внимательно изучила шифон, облегающий пышную грудь:

— Нет, что-то не похоже.

— Ой, да ну тебя! — Трэйси замахала рукой перед моим лицом, отгоняя от своего бюста. — Ты прекратишь меня ненавидеть, потому что я не собираюсь давать тебе новых поводов для ненависти. Я ведь не отдала письма и даже про фиктивную помолвку не рассказала.

— Наверное потому, что папа запретил бы тебе рассказывать, — злорадно улыбнулась я. — И был бы крайне недоволен, сорви ты помолвку напрямую, без тайных махинаций с Амандой. Он-то хочет Бенксов в родственники.

На секунду мне показалось, что Трэйси покажет язык, как делала в детстве, но она только покривлялась и поправила свои ухоженные волосы.

— А еще потому что, когда в письмах заходило дело о любви, ты все время описывала Бена. То ты от его комплиментов блеешь, как овца. То отношения у вас такие неземные, что ты чуть ли не писаешься от радости. То с Марком был только секс, а вот с Беном вы чаепития устраиваете.

Мое злобное пыхтение как реакция на издевки на секунду прекратилось. Такого я не писала.

— Откуда ты последнее взяла?

— А ты собери кусочки, — брюнетка помахала рукой на ошметки под моими ногами, — и поищи.

— Какая же ты все-таки…

— В письме Марку, — поспешно начала Трэйси, немного наклонив корпус назад — подальше от меня, — ты писала, что правильно было бы, если бы вы много говорили, узнали друг друга, если бы могли не целоваться, будучи вместе. Это ведь про Бена, да?

Примечания:

[40] Позорное шествие — публичный ритуал наказания и покаяния веры в Семерых из серии фэнтези-романов американского писателя и сценариста Джорджа Р. Р. Мартина «Песнь льда и пламени». Используется, чтобы наказать и пристыдить, признавшегося в прелюбодеянии или блуде. Человека раздевают догола, обривают и заставляют в таком виде пройти по улицам города, где его подвергают порицанию и насмешкам толпы.