Помолвка (Рассказы)

— Это очень серьезная операция, то, о чем ты меня просишь. Не знаю, отдаешь ли ты себе в этом отчет. Прежде всего дело это крайне деликатное. Силой ее в роман не затащишь. Нужно уговаривать, нужно хитрить. Это не так просто. И потом… Нет, ведь это… А?.. Бедняжка Жижи… Я не хочу, чтобы с ней приключилась беда.

— Мартен, удружи, не отказывайся… Не отказывайся спасти меня… Подумай о том, какое мерзопакостное существование я влачу…

— Но, старик, ведь это тебе ничего не даст… Я тебя хорошо знаю. Эта нога… Она въелась в тебя. И в глазах твоих все время торчит, ты в нее влюблен. Я могу точно сказать, что будет дальше. Не успеет Жижи оказаться в моем романе, как ты сразу побежишь за нею туда же… А что я буду делать с тобой, с персонажем четвертой или пятой степени?.. Так как же?..

— Меня-то ты, надеюсь, не отправишь на тот свет? — спросил Матье Матье.

— Ничего не могу сказать, — ответил Мартен, пожимая плечом. — Все зависит от обстоятельств…

Вскочив со стула и с ужасом взглянув на своего лучшего друга, Матье Матье подошел к Жижи и стал ее трясти:

— Проснись, Жижи! Вставай, мерзкая потаскуха! Пойдем отсюда! Меня прокляли, выбросили на помойку! Нет у меня больше друзей, ничего не осталось, кроме этой проклятой ноги, которая светит на небе моей гниющей жизни. Я сирота из сказки, я гяур, я амхарская жемчужина в жестяной оправе. Писатели — это потрошители трупов!.. Вперед, радость моя, валяй вперед! Он хотел меня убить!.. Жижи, мне страшно… Что он там накручивает, этот заплечных дел мастер?.. Отдай ему, видишь ли, свой глаз, отдай все на свете… Мне страшно, Жижи. Вези меня отсюда, моя кобылка…

Госпожа Субирон находилась в доме для умалишенных, а ее сын жил на полном пансионе в иезуитском коллеже. Первое время начальник канцелярии спрашивал себя, не может ли он теперь, воспользовавшись случившимся несчастьем, сломить наконец сопротивление тещи. И лицемерно отвечал самому себе так: если бы его супруга была в здравом уме; он никогда не унизил бы ее созерцанием своих беспутных похождений, но при нынешнем ее состоянии его не должно останавливать такое соображение, как боязнь нанести оскорбление жене. И, уж разумеется, он не преминул пустить в ход этот аргумент в разговоре с тещей.

— Нет, нет, это невозможно, — решительно возражала Армандина. — Вы забываете, что я ее мать!

— Напротив! — парировал Субирон. — Разве ваша роль теперь не состоит в том, чтобы заменить ее у очага?

— Нет, я не имею права. Не мучьте меня, Альфред. Это было бы ужасно, это было бы…

— Я все хорошо понимаю, — говорил он, по-прежнему лицемеря. — Это суровое испытание, но господь нам поможет.

При этих словах Армандина вздыхала и спрашивала себя, не решил ли Мартен в самом деле толкнуть ее на такой путь. Она не хотела поверить в это. У нее, у бедняжки, родившейся в 1865 году, были устарелые представления о литераторах, она и не подозревала, как неумолимы те научные методы, которым писатели нашего времени подчиняют свое дарование. Она наивно полагала, что, развив в романах интриги, порою чреватые опасностями, авторы должны в заключение, ради назидательной концовки уладить все наилучшим образом. Эта вера придавала ей силы и помогала так настойчиво сопротивляться своему зятю. Субирон вскоре понял, что словами ему ничего не добиться. И он сменил тактику. Возвращаясь со службы домой, он кидался на Армандину рывком, как дикарь, пользуясь внезапностью нападения, но ей, изящной и подвижной, всегда удавалось, ускользнув от него, скрыться в другом конце квартиры. Всем стоит прочитать в романе Мартена страницы, где описаны эти скачки с препятствиями: вопли, опрокинутая мебель, осколки кошачьего блюдца, китайские вазы, дребезжащие за спиной преследователя.

— Армандина, я хочу тебя! — ревел взбесившийся самец, изрыгая отвратительнейшие проклятия.

— Альфред, друг мой, вы терзаете меня! — стонала она, преодолевая очередное препятствие.

Счастливыми для Армандины были только те часы, которые Субирон проводил на службе, но, вздохнув сначала с облегчением, она затем вновь предавалась своим печальным размышлениям. Одиночество тяготило ее. Однажды она получила приглашение на банкет клуба «Пух-перо», где председательствовал знаменитый писатель, а могущественный издатель выполнял обязанности его заместителя. Она была очень признательна Мартену за то, что он послал ее туда, и прежде всего помчалась к своей портнихе.