Я склоняю голову. Черт, моя жизнь такая хреновая. Я все испортил, и у меня ничего не осталось. Так что я ещѐ могу потерять? Ничего… и сдавшись, медленно начинаю свою исповедь отцу.
— Она потрясающая, па. Действительно удивительная.
Джона откидывается на спинку кресла.
— И что?
Я глубоко вдыхаю.
— Нам никогда не нравился старина Уолтер из «Double H», но его дочь другая. Конечно, она бедна, но работает как работник, нанятый для работы на поле, а ты сам знаешь, что это самая тяжѐлая работа на ферме. Она всегда занята и у нее никогда в жизни не было «отпуска».
Брови Джона приподнимаются от удивления.
— Интересно. И как она управляет фермой?
— В том-то и дело, — качаю я головой. — Она делала это в одиночку. Мэйси единственный человек, живущий и работающий на ферме. Это невероятно, но факт, восемнадцатилетняя девочка работала почти круглые сутки дни напролѐт.
У отца от удивления открывается рот.
— На самом деле? Сама? В последний раз, когда я видел «Double H», это место было в руинах. И это было ещѐ до смерти Уолтера Джонса. А ты говоришь, его дочь справляется сама?
— Да, — киваю я. — Конечно, я помогал. Отремонтировал амбар. Трактор. Сделал мелкий ремонт по дому. Она очень нуждалась в этом, — добавляю я. — Я просто не мог смотреть, как она страдает.
Конечно, это было полной противоположностью тому, что я должен был сделать. Я не должен был помогать Мэйси. Меня послали туда, чтобы украсть у нее ферму, выгнать еѐ с земли и заставить страдать.
Но вместо того, чтобы злиться, глаза Джона на миг закрываются и он вздыхает.
— Как в старые добрые времена. Знаешь, я и твоя мать начали
Чѐрт! Он и моя мама занимались
Но Джона возвращается на грешную землю.
— Вот этот дом, — разводит он руками. — И близко не похож на ту маленькую хижину, с которой мы начали. И сейчас, когда у нас есть этот особняк набитый «дорогим дерьмом» и шеф-повар, готовый приготовить всякую новомодную ерунду, штат прислуги из двадцати человек, чтобы делать бог знает что… Всѐ это ничто по сравнению с жизнью с твоей матерью в бедной хижине. Я бы все отдал, чтобы вернуться в то простое время, когда мы вдвоем были против всего мира.
Я в шоке поднимаю глаза. Поразительно думать о своих родителях не как о «большом папе» и «большой маме», сидящих на вершине индустриальной империи. Мне странно представлять их просто молодыми, влюблѐнными и наивными, и изо всех сил пытающимися выжить.
Но Джона ещѐ не закончил рассказ.
— Кэти больше нет, благослови Господь еѐ душу. Но я все ещѐ скучаю по ней. Она была всем, что меня волновало в этом мире. Так что да, я рад за тебя, сынок. — И он поднимает бокал, прежде чем сделать глоток.
Но теперь я запутался. Какого черта? Я просто провалил свою миссию. Я должен был взять под контроль «Double H», а вместо этого женился на девушке, приковав себя к ней невидимой цепью на всю жизнь. Мой отец должен был выгнать меня, а не пить за мое счастье.
— Ну и что? Что мне делать? — тупо спрашиваю я. — Развод? Боишься, что Мэйси заберѐт кусок от нашего состояния?
Идея конечно смехотворная. Мэйси не интересуют деньги. Еѐ никогда не мотивировали деньги. Это всегда были солнце, небо, ветер, еѐ земля, скот и… я. Так что говорить о долларах было чертовски смешно, но Джона то об этом не знал.
Отец бросает на меня пронзительный взгляд.
— Черт, нет! Я думал, ты умнее, сынок, — ворчит он. — Я хотел своим рассказом мотивировать тебя пойти и забрать свою женщину! Это всѐ дерьмо, — продолжает он, размахивая рукой, указывая на роскошный офис, — ничего не значит, если у тебя нет девушки, готовой идти бок о бок рядом с тобой.
Я таращусь на него. Черт, правда? Он говорит мне послать подальше семейное состояние Морган и преследовать мою маленькую ковбойшу в одиночку?
Но Джона снова кивает.
— Чего бы я только не отдал, чтобы вернуть Кэти, — вздыхает он, глядя вдаль. — Только она, я и наш маленький участок земли. И вскоре появился ты, — кивает он, глядя на меня многозначительно. — Дети меняют всѐ.
Твою мать.
Так что да, возможно мы с Мэйси скоро станем родителями.
— Да, дети, — хмыкнул отец, смеясь над моим ошеломленным выражением лица. — Не надо так удивляться. Вас четверо, и мы не отдали бы вас никому, даже этих трѐх придурков, — кивает он на моих братьев снаружи.
Но мне на них наплевать. Сейчас они не имеют значения.
— Послушай, па, — говорю я, делая глубокий вдох. — Она так разозлилась, когда узнала, кто я. Ну, ты понимаешь.
Но мой отец совсем не удивлѐн такому повороту.